— Вы же детьми тогда были, — сказал Томми, — а дети, какизвестно, не ведают, что творят. Дети даже не осознают, что причиняют кому-тоболь. У них нет сострадания. Понимаешь?

Сью поняла, но эти его слова вызвали у нее новую мысль, и ейзахотелось обязательно высказаться, поделиться, потому что мысль казаласьчрезвычайно важной, огромной, даже по сравнению со случаем в душевой — какогромное небо и гора под ним.

— Но ведь почти никто так и не осознает, что действительноделает кому-то больно. Люди не становятся лучше — только умнее. Они неперестают отрывать мухам крылышки, а лишь придумывают себе гораздо болееубедительные оправдания. Многие говорят, что им жаль Кэрри Уайт — в основном,девчонки, и это уже совсем смешно — но никто из них не понимает, каково это —быть на ее месте каждый день, каждую секунду. Да им в общем-то и наплевать.

— А тебе?

— Я не знаю, — всхлипнула она. — Но кто-то же должен хотя быпопытаться сделать что-то всерьез… что-то значимое.

— Ладно. Я ее приглашу.

— Правда? — Вопрос был задан высоким, удивленным голосом:она не рассчитывала, что он и в самом деле согласится.

— Да. Но я думаю, она откажется. Ты явно переоцениваешь моивнешние данные. И насчет популярности — все это чушь. У тебя просто пунктик наэту тему.

— Спасибо, — сказала она. Сказала каким-то странным тоном,словно благодарила инквизитора за пытку.

— Я тебя люблю, — ответил Томми.

Сью удивленно подняла глаза. Он сказал это ей впервые.

Из книги «Меня зовут Сьюзен Снелл» (стр. 6):

Многих людей — в основном, мужчин — совсем не удивляет, чтоя попросила Томми пригласить Кэрри на выпускной бал. Их удивляет однако, что онсогласился — очевидно, мужчины в большинстве своем не склонны ждать от своегопола проявлений альтруизма.

Томми пригласил ее, потому что любил меня и потому что я такхотела. «Почему это вы так решили?» — может спросить какой-нибудь скептик, и яотвечу: «Потому что он мне об этом сказал». Если бы вы знали его, этого было бывполне достаточно…

Томми решился на разговор в четверг, после ленча, иобнаружил, что волнуется, как маленький мальчишка, которого впервые пригласилив гости, где будет много незнакомых людей.

Кэрри сидела на пятом уроке сзади, в четырех рядах от него,и, когда урок закончился, он двинулся к ней, пробиваясь сквозь поток рвущихся квыходу одноклассников. Мистер Стивенс, высокий мужчина с первыми признакамибрюшка, сидя за учительским столом, неторопливо собирал в потрепанныйкоричневый кейс свои бумаги.

— Кэрри?

— А?

Оторвавшись от книги, она испуганно взглянула на него снизувверх, словно ожидала удара. День был облачный, и свет флуоресцентных ламп,прилепившихся под потолком, совсем не красил ее и без того бледное лицо. НоТомми впервые заметил (потому что впервые посмотрел на нее по-настоящему), чтоона вовсе не отвратительна. Скорее круглое, нежели овальное лицо, и глаза такиетемные, что казалось, они отбрасывали вокруг похожие на синяки тени. Волосы,можно сказать, темные, пожалуй, немного жесткие, стянутые в пучок, который ейсовсем не шел. Губы полные, сочные. Ровные белые зубы. О фигуре, по большейчасти, судить было трудно. Мешковатый свитер скрывал грудь, лишь намекая, чтоона и в самом деле есть. Юбка — цветастая, но все равно ужасная: чуть не долодыжек (ну прямо 1958 год), где она заканчивалась грубым неровным рубцом.Сильные, округлые и симпатичные икры — попытка скрыть их грубыми гольфамипроизводила странное впечатление, но себя не оправдывала.

Она смотрела на него чуть испуганно, чуть еще как-то, и Томмипочти не сомневался, что такое это «еще как-то». Сью была права, и у негопромелькнула мысль: хорошо ли он делает, или наоборот будет только хуже?

— Если ты еще не приглашена на выпускной бал, можно мне тебяпригласить?

Кэрри заморгала, и тут произошло нечто странное. Заняло это,может быть, долю секунды, но впоследствии Томми без всякого труда вспомнил своиощущения, как бывает с яркими снами или накатами дежа вю. Голова поплыла,словно он уже не управлял своим телом — отвратительное чувство беспомощности,напоминающее состояние, когда выпьешь слишком много и тебя вот— вот стошнит.

А затем все прошло.

— Что?.. Как?..

По крайней мере, она не рассердилась. Томми ожидал вспышкиярости, за которой последуют слезы и отказ. Но Кэрри не сердилась. Похоже, онапросто не поняла еще, о чем он спросил. В аудитории никого, кроме них, не было:один класс уже ушел, о новый еще не появился.

— Выпускной бал, — повторил Томми немного растерянно. — Вследующую пятницу. Я понимаю, времени осталось не так много…

— Мне не нравится, когда надо мной подшучивают, — тихопроизнесла Кэрри, роняя голову. Секунду она стояла не двигаясь, затем обошлаего и направилась к выходу. Остановилась, повернулась к нему, и тут наконецТомми разглядел в ней и гордость, и какое-то даже величие — нечто, осознал он,столь для нее естественное, что Кэрри, возможно, и сама этого не понимала. — Вычто, все думаете, надо мной можно издеваться бесконечно? Я ведь знаю, с кем тыходишь.

— Я хожу только с теми, с кем хочу, — терпеливо сказал Томми.— И я приглашаю тебя, потому что хочу тебя пригласить.

Он вдруг понял, что так оно и есть. Если для Сью это былжест раскаяния, то лишь через вторые руки, его.

Класс начал заполняться, и кое-кто поглядывал на них слюбопытством. Дейл Уллман прошептал что-то другому парню, которого Томми незнал, и те оба захихикали.

— Пойдем отсюда, — сказал Томми, и они вышли в коридор. Подороге к четвертой аудитории — хотя Томми нужно было в противоположную сторону— они шли рядом, и Кэрри тихо, едва слышно, произнесла:

— Я бы очень хотела пойти. Очень.

Томми догадался, что это еще не согласие, и его сноваодолели сомнения. Тем не менее, лед тронулся.

— Так в чем же дело? Все будет в порядке. Это от насзависит.

— Нет, — произнесла она, и в это краткое мгновение тревожнойзадумчивости ее можно было даже назвать красивой. — Будет кошмар.

— У меня еще нет билетов, — сказал Томми, словно не слышалее слов. — Сегодня их продают последний день.

— Эй, Томми, ты идешь совсем в другую сторону! — крикнул набегу Брент Джиллиан.

Кэрри остановилась.

— Опоздаешь.

— Ты пойдешь со мной на бал?