– Измеритель ЭМП! – восторженно восклицает мама. Ее голос отдается эхом под сводами. Мама показывает мне гаджет. – Электромагнитные поля, – объясняет она. – Прибор для измерения паранормальной активности.

Она нажимает кнопку, и измеритель тихо шипит – это похоже на звук радиоприемника, когда ищешь станцию. Мама начинает двигать приборчиком, как будто ищет сигнал. Подмигнув мне, Джейкоб подходит к ней ближе. Приборчик оживает, издавая низкий гул.

– Подумать только! – ахает мама. – Работает!

Я уже собираюсь сказать ей, что это Джейкоб, но в последний момент передумываю: не хватает еще, чтобы телевизионщики узнали, что мой лучший друг – привидение. И все-таки… должна признать, это было приятно, убедиться, что прибор регистрирует его присутствие.

Джейкоб отступает на шаг, и гул стихает, слышно только, как капает на камни вода, и еще – наши шаги.

В подземелье довольно тихо, но не так, как могло бы быть.

Завывает ветер, и мне кажется, что я слышу чей-то зов, только слов не разобрать. Заметив, что я прислушиваюсь, Финдли улыбается.

– Старый город играет с нами шутки, только и всего, – тихо говорит он.

– Да ну? – усмехается мама. А потом поворачивается к группе, и съемка начинается.

– Все несчастья Тупика Мэри Кинг, – рассказывает мама, – начались с эпидемии чумы.

– Когда речь идет о массовых человеческих жертвах, – вступает папа тоном лектора, – история знает два их основных источника: болезни и войны.

– А в Шотландии в избытке было тех и других, – добавляет мама.

Они передают друг другу историю, как эстафетную палочку.

– Когда в Эдинбург пришла чума, здоровые так боялись заразиться, что иногда спешили похоронить заболевших еще до того, как те умрут.

Я потрясенно гляжу на Джейкоба, а он таращит свои голубые глаза в притворном ужасе. Хотя, может быть, ужас и неподдельный. Трудно понять, когда Джейкоб действительно испуган, а когда просто дразнит или смешит меня.

Такие уж у нас отношения. Он постоянно притворяется испуганным, даже когда на самом деле ему не страшно. А я притворяюсь, что мне не страшно, даже когда умираю от страху.

Я подхожу к нему ближе. Пусть Джейкоб бесплотный, рядом с ним мне спокойнее. Мы становимся рядом – я бы подвинулась еще ближе, да боюсь, как бы мой локоть не прошел сквозь его бок.

Мне на плечо опускается Вуаль, и я машинально сжимаю ремень фотоаппарата.

– Даже не думай, – предостерегающе шипит Джейкоб.

Не волнуйся, отвечаю я мысленно.

Вуаль пляшет где-то сбоку, я вижу ее краем глаза. Она будто заманивает, приглашает меня повернуться и посмотреть, но я не делаю этого. Здесь она несет тьму, затаенную злобу, как энергии в Грейфрайерс Кирк.

– Что нужно, чтобы появился призрак? – спрашивает мама. Говорит она тихо и таинственно, как будто сидит на краю моей кровати. – Иногда это зависит от того, как человек жил. Но лично я считаю, что дело в том, как он умер. – Она стучит костяшками по ближайшей стене. – Не случайно же мы называем призраков неупокоенными душами.

Все это совершенно не похоже на дрянные шоу по телевизору. То, как говорят мои родители… мама как будто читает вслух книжку. А папа – как будто объясняет материал студентам. Они держатся так естественно, и меня так увлекают их голоса, что на некоторое время я забываю о страхе. Забываю, что мы на самом деле стоим перед подземным лабиринтом, полным костей.

А потом я смотрю в сторону и вижу уставившиеся на меня глаза на бледном лице.

Ахнув, я пячусь и налетаю на Финдли.

– Стоп! – кричит один из операторов.

– Извините, – бормочу я, мне стыдно, что я испортила дубль. – Я увидела…

Второй оператор направляет в проход фонарик и освещает стоящую там восковую фигуру.

– Ну, – говорит Финдли, – они тут повсюду расставлены. Для атмосферы.

– Все нормально, – сдержанно замечает Джейкоб. – Дубль не испорчен.

Мама с папой, съемочная группа и Финдли продвигаются вперед. Тук-тук-тук даже слегка слабеет. Обернувшись, я вглядываюсь в коридор, делаю шаг назад. Вуаль становится плотнее. Если это игра в горячо-холодно, мне становится теплее, а родители движутся в прямо-таки ледяную воду.

Мама и папа, конечно, изумительны, но они не имеют ни малейшего представления о том, как искать настоящих призраков.

Я дожидаюсь перерыва в съемке – когда потухнут маленькие красные огоньки на камерах – и кричу:

– Идите сюда!

Сюда-сюда-да-да, отвечает эхо.

Мама и папа поворачивают обратно, за ними следуют телевизионщики.

– Нашла что-то? – интересуется Финдли.

Я пожимаю плечами.

– Просто что-то показалось.

Мы входим в низкую дверь. Мир смыкается, потолок такой низкий, что папа задевает его головой. Тесная каморка. Без окон. Сплошной камень.

Она напоминает мне могильный склеп.

Включаются камеры, и измеритель ЭМП снова гудит.

Но на этот раз рядом с ним нет Джейкоба. Низкий гул прибора становится все громче и выше, пока не превращается в громкий свист, почти вой.

– М-да, это обнадеживает, – это вернулся Джейкоб.

Как ты мог меня здесь бросить? – шиплю я беззвучно.

У меня никогда не случалось приступов клаустрофобии, но сейчас я мечтаю оказаться наверху, на свежем воздухе. Пока команда снимает, я бочком выхожу в коридор и не сразу замечаю, что тук-тук-тук устремляется за мной – а когда замечаю, уже поздно.

Вуаль до меня дотянулась.

– Когда во время эпидемии чумы нижние улицы обнесли стеной и заложили кирпичом… – рассказывает папа.

Она хватает меня за плечи.

– …внутри остались замурованные жертвы…

Хватает меня за рукава.

– Кэсс, – обеспокоенно окликает Джейкоб, а я крепко зажмуриваюсь.

Не стану оглядываться.

Не стану смотреть.

Не стану…

Но вдруг все это становится неважным.

Вуаль у меня за спиной расступается, я делаю вдох, и легкие наполняет холодный, ледяной воздух, и меня тянет вниз.

* * *

В Тупике Мэри Кинг полно привидений.

Они кашляют, зовут, шмыгают за спиной. Издают какие-то отрывистые звуки. У ног шевелится кучка лохмотьев. Под ними человек – точнее, то, что когда-то было человеком.

На сырой земле лежат штабеля кирпичей. Со всех сторон, куда ни глянешь, поднимаются недостроенные стены, где выше, где ниже. Где-то невдалеке кто-то глухо колотит в стену кулаком.