Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару минут появляется и мама, а следом за ней съемочная группа и Финдли.
– Просто великолепно! – сообщает мама, у нее пылают щеки. Да, кто-кто, а мама обожает всякие страшилки. И я уверена: она полюбила бы их еще больше, если бы могла видеть ту, другую сторону. Папа многозначительно кашляет, и мама приходит в себя, перестает улыбаться и сурово хмурится. – Если не считать того, что ты как сквозь землю провалилась. Это было совершенно не великолепно.
Я не очень искренне бормочу какие-то извинения.
Финдли подмигивает мне.
– Ну как, удалось нам тебя убедить? Поверила в призраков?
– О, – замечает мама. – Кэссиди и убеждать не нужно, она в них всегда верила.
Кустистые рыжие брови Финдли лезут на лоб.
– Вот как? – спрашивает он с уважением, будто видит меня по-новому.
– Да у нее же лучший друг – привидение.
Вот так, запросто, она превращает интересного человека в дурочку.
– Мама, – я гляжу на нее с упреком.
А она заключает меня в объятия.
– Я люблю тебя со всеми странностями, дорогая моя. Ну что за радость быть нормальной?
Так может говорить только тот, кто не видит призраков.
День завершается на Грассмаркет – да-да, на Сенном рынке!
Конечно, сена там нет и в помине, не вижу я и никакого намека на рынок. Только просторная площадь, окруженная магазинами, магазинчиками и пабами. А над ней, будто мрачный страж, нависает замок, но сама площадь симпатичная, воздушная и совсем не зловещая.
Здесь не так уж плохо, успеваю подумать я за секунду до того, как мама сообщает, что на этом самом месте казнили преступников. И почему я еще чему-то удивляюсь?
Само собой, пока мы с телевизионщиками идем по площади, Вуаль становится все плотнее, так что мне кажется, будто я иду по шею в воде. Меня не затягивает туда лишь потому, что я по-прежнему размышляю о Ларе Чаудхари: о ее кулоне-зеркальце, странном заклинании, о том, как у ее ног рассыпался призрак.
Это то, что мы делаем.
Идущий впереди Джейкоб нервно передергивает плечами. Мы с ним больше не говорили о том, что произошло в переулке, и не обсуждали, что он имел в виду, когда сказал, что боялся мне признаться. Сейчас на это нет времени. Вот мы и стараемся делать вид, будто у нас все как обычно.
Папа указывает на невысокий камень.
– Видишь, Кэссиди? Вот на этом самом месте казнены сотни людей.
Протянув руку, я опасливо касаюсь камня. Вуаль при этом сама делается, как каменная.
– О-о-о не-е-ет, – Джейкоб машет руками, отгоняя меня от этого места.
Когда мы, наконец, добираемся до цели нашего путешествия – паба под названием «Постоялый двор „Белый Олень“», наверняка известного своими привидениями, – я готова к худшему. Поэтому с огромным облегчением обнаруживаю, что тук-тук-тук Вуали вдруг слабеет, превращаясь в легкую щекотку.
Какое счастье, в этом пабе призраки не водятся.
По крайней мере, здесь их не больше, чем в целом городе. И это хорошо: я могу торжественно заявить, что участвовала во всем, что делали сегодня «Оккультурологи». Мама с папой и группа спешат в паб, где у них намечена съемка. Там они сразу скрываются в заднем помещении. Ну, а мы с Финдли (и Джейкобом, конечно) садимся за ближайший стол и заказываем еду.
Финдли встает и подходит к барной стойке. Но даже оставшись одни, мы с Джейкобом не начинаем разговор. У меня из головы не выходят слова, которые он мне сказал – и то, чего не сказал. Джейкоб сидит, не отрывая глаз от стола, и пытается сдвинуть с места картонный кружок – подставку под кружку.
Снова появляется Финдли, с двумя пинтами пива.
– Гм, – говорю я, – мне нельзя пить, я еще не взрослая.
Финдли раскатисто смеется.
– Не, девочка, это не для тебя, – он ставит один стакан перед собой. – Вот это мне… – объясняет он, придвигая второй стакан ближе к пустому стулу рядом с собой, – а это для Реджи.
Я озираюсь.
– Реджи?
– Реджи Уэзершир, – спокойно отвечает Финдли. – Мой старый приятель. Это было его любимое место.
У меня округляются глаза. Покойный муж миссис Уэзершир. Тот, что умер восемь лет назад.
– Вы думаете, его дух здесь? – спрашиваю я.
Финдли добродушно разводит руками.
– Чего не знаю, того не знаю. Но если он здесь, я хочу, чтобы у него была возможность промочить горло. И всегда покупаю ему пиво.
Никаких признаков мистера Уэзершира я не вижу ни здесь, ни по ту сторону Вуали. Но папа мне как-то объяснял, что живые цепляются за умерших, а «привидения» – это просто наш способ сохранить рядом с собой потерянных людей. Я-то знаю, как все обстоит на самом деле, но, может, и в папиных словах есть доля правды – вон как радуется Финдли при мысли, что мистер Уэзершир как будто здесь, с ним, в пабе.
Нам приносят большую коробку картошки фри – я хотела сказать, чипсов. Я брызгаю на них уксусом и кладу одну штучку в рот.
Финдли усмехается.
– Мы еще сделаем из тебя местную жительницу!
Я тянусь за следующим ломтиком.
– А вы правда верите в привидения?
– Именно так, – отвечает он, не задумавшись ни на секунду. – В каком-то смысле. Верю, что после смерти человека что-то остается, вроде как память о нем. Я слишком долго живу в этом городе, чтобы не верить. Но не думаю, что они могут быть для нас по-настоящему опасны.
Лара бы, пожалуй, с этим не согласилась.
– А даже если и так… – продолжает Финдли. – Я слышал, у тебя есть собственное привидение вместо ангела-хранителя.
Я настораживаюсь, но в его голосе нет насмешки. Правда в глазах мелькает озорной огонек, но Финдли надо мной не издевается.
– С таким другом тебе нечего бояться.
Джейкоб поднимает голову и скупо улыбается.
– Ты и сама знаешь, я всегда тебя прикрываю, Кэсс.
– Ну, – говорит Финдли, – расскажи мне о своем призраке. Как его зовут?
Я забрасываю в рот еще кусок картошки.
– Джейкоб. Он спас мне жизнь.
Финдли высоко поднимает брови.
– Серьезно? Ну, ты просто везунчик.
Я бросаю на Джейкоба взгляд. Еще бы.
Покраснев, Джейкоб снова опускает глаза. Вскоре к нам присоединяются мама, папа и съемочная группа, и, пока все едят, разговор переходит на технические проблемы съемки. Я строю башни из чипсов. Джейкоб пытается их разрушить.
Наконец, мы поднимаемся из-за стола, разбираем вещи и оборудование и идем к выходу. Оглянувшись на наш стол, я замечаю, что стакан мистера Уэзершира пуст.