Расслышав их, Орфей стал петь еще громче, вкладывая в мелодию всю боль порванной в клочья души. Одурманенные вином и магией их бога, женщины не могли проигнорировать певца. Они предложили ему себя и он отверг менад. Для них это было богохульством, для них это было оскорблением любимого бога. Люди обожают прикрываться чем-то таким, когда совершают страшное. Они же прекратили мучения Орфея. Менады рвали его на части так яростно, что для этого не понадобилось оружия. А Орфей только терпел и молил дядю, чтобы после смерти он встретился с Эвридикой. Мне до сих пор иногда снятся оголенные кости, кровящие шматки мышц, повисшие на лоскутах бледной кожи. Музам потом пришлось собирать его тело по частям, просто чтобы подобающе похоронить.

А я оказалась права. После смерти Орфея ко мне вернулось мое самообладание и мудрость.

***

— И подобное больше не случалось?

— Доктор-доктор, — губы Минервы растянулись в уставшей улыбке. Рассказ явно потребовал больше сил, чем она рассчитывала. Гостья откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. — Вы же уже поняли кто я. И знаете что было дальше.

Вилор покосился на книжный шкаф.

— Именно. Потом был Одиссей. Остроумный, начитанный, мудрый. И безумно влюбленный в свою Пенелопу. Я помогала ему и наблюдала со стороны.

— Даже помогали его жене.

— О да, считаю это лишним доказательством, что стала немножко лучше.

— Но ничуть не менее одинокой?

— С этим я уже смирилась.

— Не правда. Если бы смирились — не обратились бы к специалисту, который способен вам помочь.

— А вы можете?

— Значит есть ради кого? — Вилору пришлось одернуть себя. Уж больно много заинтересованности было в этом вопросе.

— Доктор, вас не учили, что отвечать вопросом на вопрос неприлично?

— А вам говорили, что с врачом надо быть честной как с…

— С исповедником? — Минерва едва сдержала смех.

— Да, как-то неловко вышло, простите.

— Есть ради кого, иначе я бы не пришла, — вздохнула богиня.

И Вилор понял, что это будет долгое, но очень интересное приключение.

2023

Восточный путь

Его дорога к краю света усыпана телами. Некоторых молодой Царь знал по имени, когда уходил за границы родных полей, большинство — малознакомая неопытная масса. Кто-то сорвался при подъеме на Кавказ или утонул при переходе через Инд. Кого-то ранило скифской стрелой, отравила ядом одна из восточных змей или женщина, взятая силой.

Мысль об этом настигает его на одной из вершин Гиндукуша. Там, где по легендам распятое тело Прометея терзает зевсов орел. Там, где, по словам Аристотеля, они должны были увидеть коварные волны реки Океан и по воде вернуться домой или хотя бы в Египет. Но реки нет. Есть только расстояние, покрытое трупами. И это не пугает. Единственное, что может страшить — не добраться до цели.

Зрения хватает только на бесконечные горные хребты и вершины, покрытые ослепляющим снегом. Глаза слезятся то ли от этой белизны, то ли от разочарования: Боги вновь передвинули границу мира, вновь проверяют его на прочность. Говорят: ты сможешь. А потом ехидно добавляют: возможно. Не впервые. И упрямому Царю приходится идти дальше. Открывать новые земли и народы. Исследовать, завоевывать, двигаться только вперед.

Армия стонет. Армия молит о внимании, унижаясь, просит о возвращении домой. Как оскорбленная пренебрежением жена, она угрожает, строит козни и требует. Раздраженному Царю приходится скинуть баласт, вырезать недовольство из ее содрогающегося тела. Только тогда Армия послушно склоняет голову, следует за ним сквозь спутанные лианами леса, речные пороги и битвы. Сотни битв, после которых земля и пески пустыни превращаются в вязкую грязь. По ней, поскальзываясь, идут выжившие. Приказа останавливаться не было. Они вот-вот дойдут до края, который прячется за ближайшими деревьями, а может, и за той рекой. Край земли или терпения. Никто не знает.

Оглушительный шум воды, такой, что забивает уши и не слышно слов товарища, наполняет души облегчением. Перед глазами: волны самоубийственно разбиваются о берег, противоположного не видно. Как будто его попросту нет.

Уставший Царь снимает шлем и опускается на колени. Океан. Край света. Я дошел, думает он, обезвоженный годами пути. Покрытые мозолями пальцы черпают влажную землю, а потрескавшиеся губы хватают ни с чем не сравнимый океанский воздух. Ненасытно, жадно, так, будто он и не дышал до этого момента.

— Стройте корабли, — хрипит Царь, и все, кто слышат его слова, цепенеют. Неужели этого недостаточно? Неужели безумный правитель заставит их плыть? Снова двигаться вперед, пока корабли не свалятся и не погубят всю армию? Ради чего? Ради бессмертия его имени?

Смятение в рядах солдат гудит чуть тише океанских волн, но он не слышит этого.

«Что дальше, Отец? Куда? Что мне теперь делать?» — мысль натужно звенит, поднимаясь молитвой в небо, но остается без ответа.

— Мы устали!

— Позволь нам перед смертью увидеть детей.

— Не хотим быть жертвами твоего величия!

— Хватит! Мы хотим домой!

Надоедливые голоса вокруг снова что-то требуют, скулят и стонут. Тогда он, отмахиваясь от них, будто самому себе говорит:

— Мы идем домой. Теперь пора.

Гудение армии сменяется криками радости и хвалой. Богам, Царю, каждому стоящему поблизости. Военачальники, друзья детства подхватывают его на руки и радуются, совсем как обычные солдаты.

А Царю теперь нужен наследник, мать давно говорит об этом. Возможно, теперь самое время. И спокойно управлять своим государством. И умереть от дряхлости и старых ран в завоеванной вавилонской постели, как бы это ни было противно.

Голоса разведчика не слышно за празднованием и молитвами. Солдату приходится пробиваться к правителю, расталкивать сослуживцев, прикладывая все силы.

— Царь, пропустите меня к Царю!

Кто-то в запале размахивает руками и попадает локтем в подреберье, болью выбивая воздух из легких. Солдат все равно настойчиво пробирается к самому берегу, где, сгорбившись, сидит сын Бога, направив вдаль опустошенный взгляд.

— Мой Царь, — времени на церемонии нет, но он дожидается разрешения говорить.

— Отдохни, мы отправляемся домой. Скоро.

— Но повелитель…

— Я достиг его. За границей моего государства будут только воды океана и край света.

Хрипота пугает разведчика, никогда, даже в сражениях с опасными ранами и болезнями, царский голос не был таким.

— Но местные. Они говорят, что это не Океан, мой повелитель. Они говорят, что за Гангом множество народов и земель. Это Ганг, мой Царь, не край света.

Только разведчик замечает, как меняется взгляд Царя, как расправляются его плечи и он вновь надевает шлем. Остальным еще придется узнать о необходимой жертве.

2018

Шекспириада

Эдвард де Вер, 17-й граф Оксфорд

От бесконечного