В понедельник, войдя в студию, Аманда погрозила им пальцем:

— Знаете ли вы двое, что все только о вас и говорят? Весь Интернет гудит от споров, любовники вы или нет. Ну, признавайтесь.

— Нет, — сказал Лиэм.

— Вы целовались перед камерами национального телевидения.

— Это я потеряла голову от радости, что мы вышли в следующий тур, — поторопилась объяснить Полли. — Кроме того, кого я только не целовала: инструктора по вождению после экзамена на права, парня, который научил меня кататься на одноколесном велосипеде, а Майка, Дэнни и Чарли — вообще постоянно.

— Это правда, сама видела на прошлой неделе. — Но Аманда все еще выглядела озабоченной. — Если говорить серьезно, мне уже звонили репортеры. Что им говорить?

— Скажи, что я от волнения целую всех подряд, — сказала Полли. — Это ничего не значит.

Вальс не давался Полли. Утром в среду Лиэм начал беспокоиться. Он пробовал научить ее классическому повороту, потом обратному, более простому, но она упорно спотыкалась и путала шаги. Дела шли хуже, чем с фокстротом. Он понимал, что, если не включит в танец все обязательные элементы — проходы, вращения и пируэты, которых ждала публика, — за Полли никто не проголосует.

Он выключил музыку:

— Что-то не складывается.

— Да. А именно — все. — Полли подняла подбородок. — Я вижу только один выход.

— А именно?

— Я откажусь от участия в шоу.

— Что?!

— Вам нужно, чтобы вас заметили продюсеры Бродвея. Если мы провалимся, они заметят вас как человека, который не смог научить меня танцевать. Решат, что у вас нет педагогических способностей, вы не умеете работать с людьми или адекватно сопоставлять уровень танцора и хореографии, которую вы ему предлагаете.

— Всем известно, что я хороший постановщик.

Она подняла руку:

— Дайте мне договорить. В их глазах виноватым окажетесь вы, потому что люди не знают, насколько я не способна к танцам. За три дня с трудом освоила основной шаг, а повороты так и не получаются. Мне не хочется ходить на занятия, потому что я чувствую себя глупой и бездарной. Вальс мне не под силу. Если я откажусь от участия в конкурсе по личным причинам, виноват не будет никто.

— Типично женская логика, Полли. У вас не получается только потому, что вы паникуете и злитесь, вместо того чтобы сосредоточиться на танце.

— Неправда, я стараюсь. Просто папа был прав, когда называл меня слоненком.

Лиэм не мог понять, что злит его больше. Неуверенность Полли, истоки которой он начинал понимать? Ее намерение покинуть шоу? Или то, что он упрекнул ее в отсутствии концентрации, в то время как сам не мог думать ни о чем, кроме субботнего поцелуя? Поцелуя, который выбил его из всех возможных систем координат, потому что ничего подобного он не испытывал никогда. Даже с Бьянкой.

— Ваш отец говорил ерунду, — заявил он. — Вы останетесь в конкурсе, Полли Анна Адамс, но будете работать так, как никогда в жизни. И вы разучите вальс. Как следует.

— Вы не слышали ни слова из того, что я сказала. — Полли даже покраснела от возмущения. — Вы же видите, стараюсь изо всех сил, но этот дурацкий танец мне не дается. Я его ненавижу и отказываюсь танцевать.

— Даже не думайте.

Она сердито глянула на него:

— У вас есть предложение получше?

Лиэм ответил ей не менее свирепым взглядом:

— Да. Мы уходим.

Полли демонстративно захлопала в ладоши:

— Неужели вы поняли, что я права?

— Вы не правы, мы остаемся в конкурсе, просто уходим из студии.

— Если вы думаете, что ланч заставит меня передумать…

— Я приглашаю вас не на ланч. Вы сейчас поедете домой, возьмете сумку с вещами на одну ночь и паспорт.

— Это еще зачем?

— Затем, что это и есть мое предложение получше. Мы будем танцевать в другом месте.

— На поваленном дереве, как в «Грязных танцах»? Это может сработать. Я сломаю ногу и не смогу выступать в субботу.

— Никаких деревьев, я обещал. У вас есть паспорт?

— Да, но какое отношение это имеет к танцам?

— Скоро узнаете. А вальс вовсе не дурацкий, он легкий, летящий, искрящийся. — Лиэм с трудом удержался, чтобы не сказать: «Совсем как вы». — Вы будете его танцевать, Полли, хотите вы этого или нет. Я заеду за вами через час. Возьмите туфли. Если что-то изменится, я позвоню.

Полли подозрительно прищурилась:

— Что вы задумали?

— Хочу изменить ваше мировоззрение. Не спорьте. Смиритесь с тем, что я прав.

— Вы не правы.

— Я учитель, а вы — ученица. Это значит, вы делаете то, что я вам говорю.

Полли упрямо не двинулась с места.

— Хорошо, — добавил он. — Если у меня не получится, разрешаю вам придумать мне фант.

— Любой?

Лиэму не очень понравился блеск в ее глазах, но пусть лучше придумывает фанты, чем мучается сознанием собственной никчемности. Сейчас главное — доставить Полли туда, где она сможет поверить в свои силы.

— Любой. А теперь поторопитесь.

Он выставил ее из студии и взялся за телефон.

— Куда мы все-таки едем? — первым делом спросила она, садясь в машину.

— Сюрприз.

— Не говоря о том, что я терпеть не могу сюрпризы, мне еще предстоит расплатиться с вами за авиабилет и номер в гостинице.

Лиэм покачал головой:

— Ничего подобного. Расходы входят в обучение. Не спорьте, Полли. Вы нужны мне расслабленной и спокойной.

— Не могу быть спокойной, если не знаю, что происходит.

— Обещаю, вам понравится.

— Не верю в обещания, — заявила она. — Они как корка пирога — быстро крошатся.

Полли знала это по своему тяжкому опыту сначала с родителями, потом с Гарри. Люди, которым она доверяла больше всего, первыми предали ее.

— Мои — не такие. Доверьтесь мне.

— Говорит человек, который никому не доверяет. — Полли не могла выразить, как ее это в нем раздражает.

— Ошибаетесь.

— Так кому вы верите? — У Полли возникла искра надежды, что он назовет ее.

— Себе.

— Вы невыносимы.

Больше она не сказала ни слова до аэропорта, где узнала место назначения.

— Вена?

— Мировая столица вальса, — объяснил Лиэм. — Лучшее место, где можно научиться его танцевать.

— Ну да. Конечно.

— Мой друг проводит там мастер-классы по выходным.