Альбом в ее руках отсвечивает блеском ламп, бросает в глазамне зайчики, иногда блики пробегают и по ее лицу, немножко несовременному, чтоли, неземному, слишком уж одухотворенному…

Она всматривалась в глянцевую фотографию, мне альбомпоказался настолько красочным, что решил было, рассматривает картину Валеджи, унего масса таких изображений космоса, сказал благожелательно:

– Вот там, в отделе «Изобразительное фэнтези», еще триальбома Валеджи. И Ройо там же…

Она взглянула на меня с удивлением, тонкие дуги бровейприподнялись, в глазах непонимание.

– Простите…

Альбом в ее руках качнулся, блеск перестал раздражать мнеглаза, я узнал фото Крабовидной туманности, снятой в гамма-лучах.

– Это вы простите, – сказал я поспешно, лицо моеопалило жаром. – Я сглупил, простите… Не рассмотрел рисунок, решил, идиот,что рассматриваете картины фэнтезийных художников. Еще раз простите идиота!

Она несколько мгновений пытливо рассматривала меня, красивоочерченные губы раздвинулись в легкой улыбке.

– Ничего, ошибка понятна. Снято в самом деле оченькрасиво.

– Теперь видно, – сказал я, – что этоКрабовидная туманность, но тогда я решил… господи, что за дурак!

– Да не казните себя так, – мягко сказала она,перевела взгляд на подпись, кивнула. – Да, это в самом деле Крабовидная.Вы астроном?

– Нет, что вы.

– Но вы сразу ее узнали…

Я развел руками:

– Если бы сразу.

Она улыбнулась шире:

– Да не казните себя так. Я бы не узнала. Хотя я нафакультете звездной астрономии. Правда, только на первом курсе.

– Вы счастливый человек, – вырвалось у меня.

Ее глаза округлились, а брови поднялись еще выше.

– Почему?

– Занимаетесь таким увлекательным делом! В смысле,изучаете, но потом займетесь… и будете раскрывать тайны темной материи, темнойэнергии, пространственных струн и даже спин-трейдов…

Народ, я имею в виду интеллигентный народ, про остальных изполиткорректности умолчим-с, все еще полагает, что Вселенная расширяется, таксказать, линейно. Совсем недавно наблюдения показали, что Вселенная почему-торасширяется с немалым ускорением. Ничем не удавалось такой феномен объяснить,пока ряд ученых не сошлись во мнении, что во Вселенной существует некаянеизвестная субстанция и что этой субстанции не меньше чем семьдесят пятьпроцентов! Ее назвали «темной энергией». Именно она и дает основную плотностьэнергии Вселенной.

Еще двадцать два процента состава Вселенной приходится на«темную материю», еще одна таинственная форма вещества, о которой не имеемникакого понятия, кроме того, что она есть… Еще не обнаружена приборами, нооткрыта «на кончике пера», как были открыты самые дальние планеты Солнечнойсистемы.

И только три процента приходится на то, из чего, как намказалось всегда, и состоит Вселенная: протоны, нейтроны, античастицы, фотоны,нейтрино…

Она смотрела с таким уважением, что даже хорошенький ротикслегка приоткрылся. Но тут же овладела собой, лицо снова стало классически строгим.

– Любители обычно проникают дальшепрофессионалов, – сказала она, но я уловил в ее голосе ноткипревосходства, все-таки любители – это любители, а профи – это профи. – И,кроме того, сразу видно, что вы астрономию любите. А по мне этого не скажешь.Я, может быть, иду в астрономы ради каких-то меркантильных целей.

Я сказал недоверчиво:

– Мне трудно представить, что меркантильность можетпривести в астрономию… Там много не наваришь. Кстати, если вы только начинающийастроном, то я в самом деле могу чем-то помочь. Что вы ищете?

Она мягко улыбнулась:

– Еще сама не знаю.

– Как это?

Она посмотрела на меня искоса.

– Удивлены?

– Ну, все идут за чем-то определенным.

Она покачала головой:

– Я просто шла мимо.

– Я тоже, – вырвалось у меня. – Простите, нехочу брякнуть какую-то банальность, но… вы зашли в книжный магазин, а не вювелирный!

Она улыбнулась, я смотрел, как артистически грациозно кладетальбом на место. Нет, фигура у нее в порядке, когда вот так вытягивается,заметно, что есть и две маленьких груди, и длинные ноги.

– Я тоже зашел в книжный, – сказал я, – и тутвстретил вас. А сейчас дрожу от ужаса, что мог бы пройти мимо.

Ее губы чуть-чуть дрогнули в усмешке.

– В самом деле?

– В самом, – заверил я. – Можно мнепредложить вам чашку кофе? Вот в том углу даже столики. А то от книжной пылигорло пересыхает.

Она посмотрела на меня серьезно и немножко удивленно:

– В самом деле? А я не заметила…

– В самом, в самом, – заверил я. – Вы искаличто-то определенное?

Она кивнула:

– Мне сказали, что здесь можно отыскать фотографиичерных дыр.

– Черных… дыр?

– Ну да, – сказала она сердито и посмотрела наменя с подозрением, – а вы что имели в виду?

– Нет-нет, – сказал я поспешно, – я именночерные дыры в виду и… имел.

– Тогда почему такая ехидная улыбка?

– Простите, – сказал я с великимраскаянием. – Просто я подумал, что это обычный розыгрыш старшекурсниковнад нубами. Дело в том, что фотографии черных дыр не могут существовать вприроде. Тем более, по последним данным, черных дыр нет вообще.

Она возразила тихо, но я ощутил протест в ее мягком шелковомголосе:

– Как это нет? Есть же снимки!

– На которых ничего не видно, – сказал я. –Получены они сложнейшими методами фотографирования в различных спектрахотраженных волн и наложениях их на другие шумы Вселенной. На этих снимках можноувидеть все, что угодно. В том числе и черные дыры. В универе все еще ихпреподают?

Она ответила несколько растерянно:

– Ну, есть на третьем курсе пара лекций…

Я развел руками:

– Простите, что сообщаю такую неприятную весть, ноДжордж Чаплин, а это крупнейший авторитет, доказал недавно, что коллапсмассивных звезд создает не черные дыры, как все еще утверждает нынешняяастрофизика…

Я сделал паузу, она спросила недоверчиво, но уже попавшисьна крючок:

– А что?

– Коллапс создает особый тип звезд, содержащих темнуюэнергию. А самих черных дыр, увы, не существует, хотя с ними какие тольконадежды не связывали! Вплоть до мечты, что через них можно будет попадать вдругие вселенные.