Сеть из шоколада рухнула, и осколки посыпались по всем сторонам золотого сердца. Саммер рывком отпрянула назад и наткнулась на кого-то, кто легонько взял ее за плечи и привел в равновесие, а потом исчез в танцующем потоке тел, суетящихся вокруг нее.

Я не хотела испортить все это. Она чуть не поддалась желанию сбежать, поджав хвост. Но распрямила плечи и подняла подбородок в ожидании бурного гнева, который хлынет на нее. И наконец-то Люк взглянул на Саммер.

По изменившемуся ритму Люк сразу почувствовал тот момент, когда она вошла в кухню, и навострил зубы, как лев на газель. О, так она не любит сладостей? Ну, сейчас поглядим.

Потому что он придумал этот десерт специально для нее. На этот раз не такой, где нечто тает в мерцании золота, лежа на ладони, изваянной из тьмы. В новом десерте нечто тает в мерцании золота внутри шара, состоящего из тьмы, и эта тьма удерживает его в заточении, не дает вырваться на свободу. И мусс для тающего сердца будет сделан из… да, из страстоцвета. Десерт тропический, тонкий, незабываемый. Он будто говорит: «Возьми меня! О нет, жаль, ты не сможешь. Я принадлежу только ему. Тьма держит меня в своих объятиях.

Люк шаг за шагом завлекал Саммер. Он точно знал, что с ней происходит – у нее уже текут слюнки, а тело начинает таять. Он представлял, как будет нарастать искушение, пока она не станет готова умолять его дать ей попробовать этот десерт. И тогда он с легкой улыбкой соблаговолит дать ей попробовать и будет наблюдать, как она потеряется в нем, Люке, и у нее уже не останется возможности найти дорогу назад. Ты думаешь, я хочу эту убогую яхту? Когда могу получить тебя?

Неуловимый солнечный свет замерцал золотом над его головой. Его грудь сжалась от желания. Я заполучил ее. Она моя. Возможно, никто другой не может ухватить солнечный свет, но Люку теперь подвластно даже это. Ведь, в конце концов, не зря же он так много работал, – вот и научился.

Самоконтроль. Все дело в самоконтроле. Как иначе он мог бы поделиться своей душой и придать ей такой облик, против которого никто не может устоять? Это возвышенное. Это и есть я. Никогда больше не вздумайте небрежно совать деньги мне в руку. Но если вам будет плохо, вы увидите, как хорошо мои руки будут заботиться о вас.

Огромное мрачное удовлетворение захлестнуло его, когда Саммер сделала тот последний шаг. Когда, не контролируя себя, протянула руку к шоколадному шару.

И ее прикосновение к запястью Люка сорвало его душу с насиженного места, и она оказалась под двумя пальцами Саммер, где безумно пульсировала, как пойманное человеческое сердце. Шоколад разрушился. Саммер отшатнулась.

Люк был ошеломлен, и мир его начал кружиться. Нет. Не уходи, вернись, ведь мое сердце осталось у тебя в пальцах.

Саммер большим пальцем потерла кончики тех пальцев, которыми коснулась его запястья, будто чувствовала что-то незнакомое. Незнакомое и немного липкое, что нужно смыть.

– Прости. – Ее взгляд смущенно метнулся с обломков шоколада на Люка. – Я не хотела…

– Ничего, все в порядке, – сказал он, проклиная себя за вспышку страха в ее глазах, но еще больше за сломанный шоколад. Был шанс покорить ее, и вот он упущен. Контроль, идиот. Ты должен сохранять контроль над собой.

Саммер явно расслабилась от спокойного голоса Люка. Но откуда у нее взялся страх? Наверное, наслушалась историй о неуравновешенных поварах и представила, как он швыряет сковородки ей в голову? Если она подумала, что он способен так легко потерять самоконтроль, то виноват в этом только он сам.

– Просто я… Ты не смотрел на меня, – она прикусила губу, потому что слова уже вылетели, и вернуть их было невозможно.

Нет, это вы не смотрели на меня.

– А сейчас я на вас смотрю.

Саммер вспыхнула. Кончиками пальцев Люк ласкал мраморный прилавок, но жаждал почувствовать тепло ее кожи. Они стояли неподвижно, а повара и помощники суетились по-прежнему.

– Я могу вам чем-то помочь, мадемуазель Кори? Возможно, вы хотели посмотреть, как мы работаем?

О да, отчаянно кричало все его тело, смотрите на меня. Будьте поглощены мною. Пусть у вас не хватит сил отвести взгляд.

Она взглянула на него, и в ее глазах сверкнуло чистое желание.

Да! Торжество волнами накатывалось на него, и ему казалось, будто Саммер прикасается к нему горячими влажными губами. О да, я могу заставить вас возжелать меня.

И затем улыбка превратила ее красивое, светящееся, нежное лицо в нечто настолько невероятно прекрасное, что его руки… его руки едва не задрожали от непреодолимого желания схватить ее лицо, прижать к себе и больше не отпускать никогда. Его руки – и такие желания!

– О нет, мне бы не хотелось беспокоить тебя. – Она печально покосилась на полнейший беспорядок, в который из-за нее превратилось его – нет, ее – сердце. – Они всегда говорили, что я им мешаю.

Она сказала «они», но по-французски это ils – слово мужского рода. Ревность прожгла ладони Люка, вынуждая прижать ее к себе.

– Кто говорил?

– О, – Саммер весело и пренебрежительно махнула рукой, – мой отец. Ухажеры.

Люк управлял в кухнях ужасно неуравновешенными людьми – и собой в том числе – всю свою взрослую жизнь. Но он и не знал, что его челюсти могут сжиматься так сильно.

– Я не ваш отец. И уж точно не один из ваших ухажеров.

В ее улыбке опять появилось легкое мерцание, будто оно ускользало, но теперь вернулось на свое место. Сделала ли она это нарочно, как заставляла шелк своего платья мерцать на ее теле, пока мужчина не возжелал бы запереться с ней в каком-нибудь темном чулане и провести ночь, чтобы просто опять и опять проводить руками по шелку, прижимая его к ее коже? Люк боролся с собой, чтобы вновь обрести контроль, сделать так, чтобы она принадлежала ему снова и снова. И при этом ему надо было еще сохранить рассудок?

– Боже мой, конечно, нет, – легко сказала она, протянула руку и со снисходительной лаской коснулась его подбородка на виду у всей его команды. От этого прикосновения он замер. – Я забыла, что мы еще должны обсудить все детали. С той яхтой все так сложно. – Саммер постучала пальцем одной руки по своей нижней губе, а другой рукой повела вниз от его подбородка, разглаживая плечо его куртки шеф-повара. Люк сходил с ума от желания снять куртку, чтобы почувствовать прикосновение ее руки к его обнаженной коже. – Я не могу придумать ничего лучше… – В ее глазах зажегся огонек. – О, вот то, что надо. Как насчет апартаментов в пентхаусе[47]?

Их глаза встретились, и ни один не хотел отводить взгляд. Гнев ревел в нем, как пламя в топке, и Люк принял меры – задавил его.