и сделаем, как надо! – воскликнула окрылённая Рашми. – И ничего у нас не повредится.

– Нет, так не пойдёт. Сама потом будешь в библиотеке пыль убирать, – заворчал Ананд.

– А я люблю убираться! – заливисто смеялась Рашми. Ананд рассмеялся вместе с ней. – Вот только я никогда ничего не создавала, ну, живого…

– Ну ты же сумела разжечь в себе искру. На вторую ночь нашего знакомства, – сварливо заметил Ананд – он всё ещё завидовал ей. – У нас получится, мы будем работать в команде, будем соавторами! – говорил он и пыхтел, забираясь в кусты шиповника. – Соавторами – это значит, мы с тобой будем вместе выдумывать, а это ещё проще! Особенно для тебя.

– Почему это? – спрашивала Рашми, царапаясь о колючки шиповника. Еле-еле тигрята уместились вместе в кусте.

– У тебя же световая болезнь, а с ней всё выдумывается в два счёта! Это мне моя учительница так сказала.

– Ты рассказал обо мне своей учительнице?! – ахнула Рашми.

– Нет, никому я о тебе не рассказывал. Всего лишь спросил про твою болезнь, не пугайся. Ты что-нибудь знаешь о змеях? Ну конечно, знаешь! – ударил себя лапой по лбу Ананд. – Ты же первая прочитала ту книжку! Кстати, где она…

Он порылся в сумке и выудил книгу, с обложки которой смотрел стоящий на своём хвосте змей с большим растопыренным тигриным ухом. Пролистав её, тигрёнок нашёл картинку со свернувшимся в кольцо чёрным гадом с жёлтыми полосками, хрустнул корешком и положил книжку раскрытой перед собой и Рашми.

– Вот, смотри и запоминай – так будет выглядеть наша змея! Какая же она уродливая и страшная! – приходил в восторг от уродливой и страшной змеи Ананд.

– И правда, страшная! – подтвердила Рашми.

– Ты помнишь, откуда появляются змеи?

– Да, из яйца.

– Точно. Из яйца.

– Но не все – есть и…

– Наша будет из яйца! – перебил её Ананд, пошарился вокруг и нашёл то, что искал, – белый овальный камень. Поддел его когтем, выколупал, и в земле осталась ровная лунка, морщинистая изнутри, как кожа. – Ну вот, этот камень будет нашим яйцом.

– А он не слишком большой?

– В самый раз! – похвалил Ананд еле помешавшийся в его лапе камень. – Змей нам нужен большой-пребольшой! А теперь закрываем глаза и творим!

– А полоски у змея должны быть как у нас, тигров? – вдруг спросила Рашми, не открывая глаз.

– Рашми, не болтай! – шикнул Ананд. – Нельзя разговаривать, когда творишь, не то весь труд пойдёт насмарку. Сосредоточься, как я тебя учил. Полоски должны быть не как у тигров, а похожими на тигриные. У змей – змеиные полоски, у тигров – тигриные!

– Но это же тигровая змея!

– Рашми, молчи! Мы же не тигра представляем, а змею! Тигро-змеев не бывает.

– А если мы ненароком получим такого, ну, тигро-змея?

Ананд вскипел, как чайник. Его уже бросало в жар – в нём разгоралась искра, а Рашми задавала глупые вопросы и не помогала, а только мешалась. Из-за неё образ тигро-змея маячил у него перед глазами как живой. Ананд сердился на братьев, на всю Бенгардию за её обман, а теперь ещё и на Рашми. Он заворочался, как вдруг его больно уколол шип шиповника. Ананд ойкнул, открыл глаза и не поверил тому, что увидел: перед ним лежал уже не камень, а самое настоящее змеиное яйцо, гладкое, как голыш, чистой белизны яйцо!

– Рашми, у нас получилось! – прыгал от радости Ананд. – Яйцо! Змеиное яйцо! Из него скоро вылупится змейка и вырастет в большого змея!

– А как скоро? – спросила Рашми, разделив его радость короткой улыбкой.

– Об этом я не подумал… – прикусил губу Ананд. – Надо было делать её уже взрослой. Ну ничего, завтра утром проверю, как наше яичко поживает.

– Ты оставишь его здесь? – забеспокоилась Рашми.

– А что мне прикажешь делать, высиживать его? – фыркнул Ананд. – Мне пора возвращаться к отцу, он наверняка уже ищет меня. Или возится со своими доспехами и, как обычно, даже не заметил, что меня долго нет.

– А если змеёныш вылупится раньше, чем ты вернёшься?

– Предлагаешь мне взять яичко с собой? – нахохлился Ананд.

– Я бы его с удовольствием взяла его к себе в башню! До чего же хочется понянчиться с нашим малышом! – Рашми захлопала вышитыми золотой ниточкой на синей повязке ресничками, захлопала в лапы, и фарфоровые чашечки бутонов подскакивали на ветвях шиповника. Ананд нарочито высунул язык и скривил мордочку, словно ему на зуб попала кислая долька лимона.

– Рашми, он не наш малыш! Не говори ерунды. Но если тебе так хочется с ним повозиться – пожалуйста, забирай, только… Только будь осторожна, хорошо?

– Я положу яичко под подушку и буду согревать его своим теплом всю ночь! – засияла от счастья Рашми.

– И смотри не раздави!

– Но… – поколебалась Рашми. – Вдруг меня завтра навестит Савитар и увидит змейку?

Ананд закатил глаза.

– Ладно, ладно, я заберу яйцо.

– А ты… – страшно смутилась прекрасная маленькая тигрица, но договорила: – А ты бы хотел иметь нашего с тобой малыша, ну, тигрёнка?

Но больше её смутился только Ананд.

– Ты что такое говоришь! Я сам ещё тигрёнок…

– Так это не сейчас, а как-нибудь потом! – успокоила его Рашми, закрывая лапами мордочку. Ананд как-то нервно рассмеялся, но ничего не ответил.

На том и порешили: Ананд прихватил с собой яйцо и поспешил домой к отцу, а Рашми вернулась в башню. Как он и предполагал, отец не заметил долгой отлучки сына: прикусив язык, Прабхакар со всей отдачей работал над подарком для принца. С последним вечерним лучом Ананд прошмыгнул в хижину и запрятал яйцо на чердак.

Мысли не давали спать, они шныряли под черепушкой, как мыши: какой будет змея? И будет ли она вообще? Бывает ведь и так, что кто-то должен появиться на свет и… не появляется. Как не из каждого семечка всходит росток, и не из каждой икринки вылупляется малёк. Как же тогда опечалится Рашми! Нет, всё у них будет как надо. С его-то искрой и её световой болезнью. Только вот, делая змеёныша, Ананд сбился – Рашми не давала сосредоточиться, а его душила обида на братьев и на всю Бенгардию.

Творчество искрой отнимает столько сил, а у Ананда сна не было ни в одном глазу. Его мучила совесть: сначала он нарушил один закон Бенгардии, за ним – второй, третий… Но если бы не нарушил, никогда бы не познакомился с прекрасной маленькой тигрицей, и она так бы и сидела в башне. Стало быть, это было зло во благо… Но Ананд никогда никому не желал зла. Тогда какое же это