На спуске меня сопровождал Олег. Он помогал Борису, вернее, отвечал за мою безопасность. Но эйфория победы, а может просто «горняшка», коснулась и его здравой головы. Когда закончилась последняя веревка, та с которой мы начинали свое восхождение от лагеря, он развернул меня (мы спускаемся спиной вперед), и спросил: «Отпустить тебя?». Я кивнул головой в знак согласия и он отпустил. Хотя место и казалось практически ровным, а до лагеря десятка три или четыре метров, сани набрали приличную скорость, я пожалел, что дал согласие. Проскочил мимо Макса и Губаева. Они что-то кричали мне, но я не обращал на это внимание. Мои мысли были заняты тем, как мне остановиться перед палаткой. За ней метрах в пяти или семи почти отвесный обрыв более полутора километров, там расположен лагерь 4200. Экстренного прибытия в нижний лагерь я не хотел и поэтому, не доезжая до палатки, стал гасить скорость, поворачивая сани боком, соблюдая осторожность. Мне удалось остановиться перед палаткой. Подъехав ко входу стал расстегивать ремни. Единственным моим желанием было скорее залезть в палатку, поить чай, и отлеживаться до завтра. Подошли парни, стали мне выговаривать за такой опрометчивый поступок. Олег, пытаясь улыбаться, говорил, как здорово я всех обогнал. Но было видно, что он напуган. Вот и начались такие опасности на спуске, которые называются «оплошность» или «человеческий фактор».

Матвей принес телефон, стал снимать на камеру, как я разговаривал с женой и сыном. Они ждут не дождутся, когда я приеду домой. Пришли в лагерь в семь двадцать вечера. Почти десять часов ушло на то, чтобы пройти путь длиною не более пяти километров, и всего лишь триста метров по высоте. Устал очень сильно. Лежу в спальнике, время без четверти одиннадцать. Жду Дока, чтобы сделать обследование, а потом спать. Он пришел, рассказал про аритмию, из-за которой чуть было не вернулся с полпути. Когда прошли «Футбольное поле» его подменил Степан, но Док все-таки пошел на верх. Сделал себе подарок ко Дню медика.

16 июня. Встал в десять, практически не спал из-за ноющей боли в голове. Док запретил принимать обезболивающие таблетки. Не известно, как отреагирует организм. Слабость во всем теле, как после марафонской дистанции. Кое-как собрался для спуска на 5200. В обрыве сделали пещеру, там ночевали Губаев, Макс и Агафонов. Я сидел и смотрел как они вылезают оттуда. Когда Губаев вылезал из пещеры, уронил бахил. Он зацепился за выступ метрах в пяти ниже пещеры. Парень посмотрел на бахил, затем на меня и сказал, что нам еще долго кочевать из лагеря в лагерь, и эта вещь ему пригодится. Взяв два ледоруба, он спокойно, без бравады, а как-то даже обыденно стал спускаться за бахилом. Дойдя до него, взял, засунул за пазуху и также спокойно поднялся наверх. Я сидел с фотоаппаратом в руках. Но забыл о нем, забыл обо всем, смотрел только на Губаева. Не мог понять, как можно без страховки спускаться по этому обрыву, внизу которого лагерь 4200.

Движения у всех какие-то замедленные, сказывается ночевка на такой высоте. Макса тошнило. Он со вчерашнего дня ничего не ест. Его организм не хочет принимать пищу на экстремальной для него высоте. Собираемся на 5200, сворачиваем лагерь, он больше не нужен. Агафонова и Витька у меня забрали. Они будут собирать лагерь, веревки и вообще все, чтобы сюда больше не подниматься. Вместо них дали Степана. Он будет идти со мной, отвечать за мою безопасность, а Борис будет отцеплять веревки, когда мы по ним пройдем. Я не знаю, как Степан попал ко мне, сам напросился, или Матвей так решил. Хотел отказаться от его помощи, но подумав, не стал спорить по этому поводу. Может, Степан решил реабилитироваться за инцидент перед вершиной.

Вышли около обеда, не спеша дошли до места спуска, остановились у края обрыва. Первыми спускались Игорь с Максом и Анатолием. Макс взял в руку веревку и шагнул вниз, чтобы помочь Игорю опуститься с площадки. Шагнул смело в надежде, что «кошка» прочно войдет в наст. Но снег под его ногой почему-то осыпался, и Макс, упав на спину, поскользил вниз, раскинув руки. Во время падения он выпустил веревку и теперь тормозил руками и ногами. Через несколько метров ему удалось остановиться. Игорек нервно заерзал на санях, ему это падение явно не нравилось, ведь Макс будет его сопровождать. Он пропустил веревку через «восьмерку», и они благополучно пошли вниз. Мы дождались, когда они перецепятся на другую веревку, и тоже стали спускаться.

Спуск в отличие от подъема, занял всего два с половиной часа, а подъем в четыре раза больше. На предпоследней веревке пришлось посидеть. Впереди идущие почему-то долго не перецеплялись, а нам из-за рельефа местности ничего не было видно. Оказалось, что перед тем как перецепиться, Анатолий зашел немного вперед Игоря. Когда Макс перецепил, Игорь немного опустился вниз и наехал Анатолию на ногу. Нога у Дока больная. Он застонал, хотел выдернуть ногу, но прочный наст не поддавался, ведь на ногах были «кошки». Тогда Макс оттащил Игоря назад, освободил ногу. Док отошел в сторону, а Макс отпустил сани. НО этого небольшого рывка хватило, чтобы вырвать колья станции, т. е. это те колья, к которым привязана веревка. Макс страховочным усом был пристегнут к саням. Рывок саней сбил его с ног, и они с Игорем стали бесконтрольно спускаться в направлении ущелья. Игорь попытался упасть на бок вместе с санями, но попытка не удалась. Скорость нарастала. Вторая попытка оказалась удачной, но из-за набранной скорости они не смогли сразу остановиться. Двигаясь по инерции, продолжали кувыркаться, ломая прочный наст снега.

Когда мы дождались освобождения веревки, Док был все это время на ней, спустились и увидели переломанный наст и поняли, что-то произошло. Пришли в лагерь, Игорь сидел возле своей палатки. На мой вопрос, что произошло, ответил, что все нормально, но затем подошел и стал рассказывать, что и как случилось. Вот вам и спуск, вот вам и неприятности, которые совершенно неожиданно могут перерасти в трагедию.

Голова перестала болеть. Слабости нет. Рад, что все обошлось хорошо, а вот радости от восхождения на вершину все еще нет. Позади два спуска. Осталось пять и два из них достаточно сложных. Красота кругом такая, что невозможно описать. Она притягивает. Хочется насмотреться впрок, когда подумаешь, что видишь все это в последний раз. Ведь в обыденной жизни некому нас затаскивать так высоко, выше облаков. К сожалению, невозможно предать на бумаге все увиденные картины, чтобы проникнуться этим великолепием. Все это нужно не просто смотреть, или читать об этом, а нужно самому ощущать все величие этого пространства.

У альпинистов опять большой объем работы, нужно не просто все снимать, но и спускать вниз. Все хотят спустить за один раз, потому, что никто не хочет делать лишний подъем. Поясница болит от постоянной нагрузки. Во время подъема и спуска мы лежим на спине, ноги вверху. Если бы под нами было домашнее кресло, было бы комфортнее.

17 июня. Встал в половине десятого, но хочется спать. Уснул около двенадцати ночи, не дождался Дока, но он разбудил и стал делать свои обследования. На область сердца прикрепляли датчики. Мы сидели минуту в покое, не разговаривая. Затем делали полный выдох, задерживали дыхание итак сидели столько, сколько можно было выдержать. Опять минута покоя. Потом задерживали дыхание на полном вдохе и опять терпели, кто сколько может. Затем просто дышали, измеряли пульс. Все это длилось минут по десять после каждого прихода в лагерь. На такой высоте, в холодной палатке, в состоянии смертельной усталости, все это делать не очень приятно. Но Док не виноват. Он делает то, что должен делать. Успокаивая нас, он говорит, что это очень важно.