Читая его знаменитейший «Поезд», мы чувствуем беспокойную совесть, набатный колокол поэта:

Мы не ждем катастрофы. Мы пьем лошадиными дозами.

Груды трупов наяривают бульдозеры.

Наш голубенький шарик превращаем в пустыню.

Человек на Луне шарит лапами в скалах остылых.

И привозит оттуда

Каменюги с мертвящим названием,

Чтоб прибавить их к грудам

Земных бездыханных развалин…

Это то, о чем писал Достоевский: «В поэзии нужна страсть…»

Русскую поэзию У. Д. Смит чувствует и знает прекрасно, любовь его к ней не абстрактна. Не случайно, кроме всего, он – президент американской ассоциации перевода.

Как упоенно точно перевел он «Телефон» К. Чуковского!

Помню, как читал У.Д. Смит свои переводы, в том числе и «Телефон», нашей детской аудитории. Она чужда дипломатичности и чинопочитания. Искренность ее беспощадна. Она точно уловила сходство стихов. Английский язык, смеясь, собезьянничал русскую рифмовку. Шквал оваций был наградой заморскому гостю.

Демократизм, естественность, верность дружбе исповедует поэт и в жизни. Контрастируя со штампованным богемным образом стихотворца, Бил в разговоре с вами не преминет трогательно упомянуть о жене своей, француженке, которую он называет по-русски – Соня…

На русский Смита прекрасно перевели Б. Заходер и А. Сергеев. Всегда в переводах, даже таких идеальных, как лермонтовские и тютчевские (может, даже особенно в них!), есть отпечаток характера переводящего.

Любой портрет – это одновременно автопортрет художника. Так поступает и сам Смит – блистательный переводчик, вводя, например, в переведенные им «Озу» или последний мой сборник «Ностальгия по настоящему» классический аромат своей манеры рифмовки. Думаю, что такие слова, как «лабух» или «печоринский», соответствуют духу английского сленга и «чайльд-гарольдизма».

Я объединил шесть тем из произведений Смита в композиционно-музыкальный цикл.

Сейчас У. Д. Смит гостит в нашей стране по приглашению советских писателей. 2 октября он читал свои стихи перед студентами МГУ. Добро пожаловать в нашу страну и поэзию, Уильям Джей Смит! Добро пожаловать, дорогие читатели, в страну поэзии Уильяма Джея Смита!

Хочу привести здесь мое любимое стихотворение Смита «Женщина у зеркала» в блестящей интерпретации Андрея Вознесенского:

Ты все причесываешься в ванной,

все причесываешься.

Все пирамиды, сфинксы все изваяны,

ты все причесываешься,

гусиные вернулись караваны,

Шехерезады выдохлись и Чосеры,

ты все причесываешься.

Ты чешешь свои длинные, медвяные,

окутываешь в золото плечо свое,

с пушком туманным тело абрикосовое,

ты все причесываешься.

Свежайшие батоны стали черствыми,

все розы распустившиеся свянули,

устали толкователи Евангелья,

насытились все властью облеченные,

отмучились на муки обреченные,

повысохли в морях русалки вяленые,

все тайны мироздания – при чем они?

Ты с Вечностью ведешь соревнование.

Ты все причесываешься.

Четвертый час заждался на диване я,

осточертела поза мне печоринская,

паркет истлел от пепла сигаретного,

я ногу отлежал, да и все прочее,

как говорится, положенье «сосовое», —

ты все причесываешься.

Все в ресторанах съедены анчоусы,

спиричуэлсы спеты пугачевские,

накрылось электричек расписание,

чесать пора отсюда, я подчеркиваю,

но ты, как говорится, не почесываешься,

ты драишь косы щеткою по-черному.

«Под ноль» тебя обрею!

Ноль внимания.

Ты все причесываешься.

Люблю я эту дачу деревянную,

жить бы да жить и чувствовать отчетливо,

что рядом ты, душа обетованная,

что все причесываешься.

Под дверью свет твой прочертился щелкою,

в гребенке электричество пощелкивает.

эй, берегись! Устроишь замыкание!

Ночной смолою пахнет сруб отесанный.

Я слышу – учащается дыхание.

Чу! Кончила? Шуршит простынка банная.

Нет, все причесываешься.

1978

Мне кажется, любителям поэзии, и не только отечественной, будет интересно познакомиться и с необыкновенно интересными размышлениями У. Д. Смита о поэтах и переводчиках, написанную сорок с лишним лет назад. Привожу в сокращенном виде публикацию из журнала «Америка», зафиксированную в моем архиве под номером 874.

Одно из американских издательств запланировало выпуск книги Вознесенского в США. Для работы над книгой пригласили шесть известных американских поэтов. Среди них был и Уильям Смит. На примере творчества труднопереводимого Вознесенского автор раскрывает своеобразные тайны «мастерской перевода».

Один безумец понял другого

Поэты и переводчики

Для перевода стихов Вознесенского требовалась известная смелость. Никто из нас не знал русского языка, и, тем не менее, мы осмелились взяться за перевод одного из самых талантливых и сложных современных русских поэтов. Из всей нашей группы мне одному следовало бы иметь некоторое понятие о русском языке. Дело в том, что в конце Второй мировой войны я три месяца учил его в Школе иностранных языков военно-морского флота США, но в связи с окончанием войны я этот курс преждевременно бросил. Так как мне хотелось поскорее забыть четыре года войны и все с ней связанное, я за последующие 20 лет ни разу не брал в руки русского текста и не слушал русских пластинок. Русская литература меня, конечно, интересовала, и русскую поэзию я продолжал читать, но всегда в переводах. Когда в 1970 году я поехал в Советский Союз, то в памяти у меня стали воскресать забытые звуки речи, которой меня обучали хоть и недолго, но интенсивно, однако к письменности они не имели отношения. Впрочем, через месяц я убедился, что могу следить за разговором русских и кое-что понимать. Однако как собака, снимающая лишь привычные фразы, с которыми к ней ежедневно обращается хозяин, я мог в ответ только кивать головой, сказать же почти ничего не мог.

Когда Андрей Вознесенский как-то показал известному старому поэту одно свое стихотворение в переводе У. Х. Одена, тот, прочитав перевод, сказал с восхищением: «Один безумец понял другого». И эти слова очень просто объясняют, почему стихи Вознесенского в переводе на английский имели такой успех. Поэта должны переводить поэты же: даже если они и не знают языка подлинника, им все же удается передать какую-то часть его вдохновенного безумия.