— Но я даю тебе слово…

— Твое слово? Слово лжеца?

Его челюсть напряглась от стыда, и Хелена почти пожалела Колина, но, будь прокляты его глаза, он сам вызвал к себе недоверие.

— Ты должна освободить меня, — настаивал он. — Ты уже оставляла меня беспомощным, на милость вора. А что, если бы это был убийца? Что, если бы он решил убить меня?

Хелена напряглась. Вот об этом она не подумала. Что, если бы Колина действительно убили? Что, если бы она вернулась и нашла его мертвым? Зловещие картины — Колин в луже крови и Пейган рядом с виселицей, требующий обрушить месть на ее голову, — проползли в ее мозг, как страшная змея.

— Послушайте, миледи, это правда, что я лгал вам раньше, — признался он, — но больше — никогда. Я клянусь моей честью рыцаря Камелиарда.

Хелена колебалась. Обычно рыцари не клянутся своей честью направо и налево. И все же тот дурак, кто доверяет лжецу.

— Миледи, когда по лесу бродят воры, мы должны — оба — иметь руки и ноги свободными.

— Зачем? Чтобы я могла отбиваться от них, пока ты убегаешь?

Колин мрачно опустил взгляд, бормоча:

— Я не трус, которым вы меня считаете. Я никогда не оставлю женщину беззащитной.

Хелена самодовольно ухмыльнулась. Пока что она видела этому мало доказательств. И все же в словах Колина был резон. Они двое были противниками, но против общего врага лучше объединиться и защищаться вместе. Так или иначе, но после некоторого размышления она все-таки решила освободить его.

— Кинжал останется у меня, — сообщила ему Хелена, садясь на корточки, чтобы разрезать веревку на его лодыжке.

Когда она обошла его сзади, чтобы освободить запястья, то увидела, что он до мяса содрал кожу о веревки, пытаясь высвободиться. Хелена помрачнела от чувства вины. Бедный, несчастный трусишка, должно быть, испугался за свою жизнь, когда пришел вор. И частично это была ее вина, потому что она не подумала, что оставляет его таким уязвимым.

Когда веревки упали, Колин пошевелил пальцами и бегло осмотрел свои ободранные запястья.

— Тут в сундуке может быть мазь, — предложила она.

Он пожал плечами:

— Это всего лишь царапины. У меня бывало и похуже, в бою. — Колин встал и потер ладонью о ладонь. — Ну, а теперь давай сюда кролика. Я обещаю вам пир, миледи, — сказал он с легким поклоном и блеском в глазах, — такой, что ваш рот захлебнется слюной; а язык станет воспевать хвалы норманнам.

Хелена покачала головой в ответ на эту чепуху. Честно говоря, она была так голодна, что воспевала бы хвалы и коровьим лепешкам.

Пока Колин осваивался с кастрюлями и раздувал угли в очаге, Хелена караулила его, полулежа на тюфяке и медленно вертя в руках кинжал. Она смогла найти ему розмарин и мяту, но не нашла лука. Похоже, он не слишком огорчился. Если верить ему, норманн может сварить суп даже из камня.

— Мне нужен нож, — сказал Колин.

Хелена перестала вертеть кинжал. Единственный нож, который у нее был, она держала в руках. Разумно ли отдавать свое единственное оружие?

— Не беспокойся. Я верну его тебе, когда закончу. — После чего добавил многозначительно: — Даже если это и мой кинжал.

Она колебалась, ее живот урчал в предвкушении пира, а сердце было не на месте от мысли вооружить Колина.

Как раз перед тем, как ее живот победил в споре, он предложил:

— Если ты не доверяешь мне, почему бы тебе не позаимствовать нож вора? — Он показал в сторону окна. — Он оставил его вон там, в ставне.

У Хелены упало сердце, когда она взяла в руки знакомый черный клинок с его острым, как бритва лезвием и тонкой рукоятью. В Ривенлохе было три таких странных ножа. Все они пришли из одного источника — конфискованы у жертв Шеда.

Хелена сдвинула брови в глубокой задумчивости, водя пальцем по гладкой, как шелк, рукоятке кинжала Шеда. Если пресловутый преступник действительно был здесь, то почему Колин изменил свою историю? Почему он заявил, что тут был другой вор?

Был только один возможный ответ.

Он говорил правду.

И Колин изменил свой рассказ только тогда, когда Хелена пригрозила, что пойдет за Шедом. Он солгал, чтобы защитить ее.

Ей следовало бы обидеться. Его вмешательство означало, что он считает ее неспособной защитить себя.

Но как Хелена ни старалась, единственной эмоцией, которую ей удалось вызвать, было невольное восхищение. Чтобы защитить ее, Колин выставил себя трусом, когда совершенно явно таковым не был. Он пожертвовал своей гордостью, чтобы уберечь ее от беды. Такой поступок мог совершить только чрезвычайно галантный рыцарь.

Она искоса поглядывала на этого загадочного норманна, пока он занимался кроликом, медленно поворачивая его над огнем. Был ли он действительно малодушным слабаком, которым она его считала? Или его цветистая речь и сверхъестественные умения в кулинарии не имели ничего общего с мужским естеством? Возможно ли, что он до такой степени рыцарь, что солгал, чтобы защитить даже своего врага?

— Жаль, что у нас нет репы и гороха, — пробормотал Колин, отвлекая ее от размышлений. — К этому нужна хорошая крепкая медовуха. И персиковые пироги на сладкое.

Закончив с кинжалом, он вернул его ей, рукоятью вперед, и Хелена засунула его за пояс.

Аппетитный аромат жареного мяса, насыщенный розмарином с легким оттенком мяты, коснулся ее носа. Как и предсказывал Колин, от этого запаха ее рот наполнился слюной. Хелена бросила на него взгляд, полный сомнения:

— Ты умеешь готовить все это?

Его улыбка излучала уверенность.

— О да. Нет такого нормандского рыцаря, если он достоин своих шпор, который не умел бы готовить. Это у нас в крови.

Хелена нахмурилась. Она не умела готовить, ну, во всяком случае, хорошо. Готовка требовала слишком много терпения, слишком много внимания. Ее импульсивная натура не позволяла ей усидеть на месте так долго, чтобы следить за приготовлением блюда.

— Если ты докажешь, что умеешь это, возможно, я позволю тебе продолжать заниматься кухней.

Колин спрятал улыбку. Эта девчонка никого не одурачит. Она так же знакома с кастрюлями, как монах с палашом. Позволит ему продолжать… Да уж. Да после того как Хелена попробует его еду, она будет умолять его готовить для нее. Он уже дважды заметил, как она облизывала губы.

Колин снова собрал сок, который вытопился, и полил кролика душистой жидкостью, с шипением разбрызгивая ее на угли внизу.

— Жалко, что у нас нет белого хлеба, чтобы пропитать в соусе, — сказал он.

— У нас есть овсяные лепешки.

Колин с презрением скривился:

— Овсяные лепешки? Те самые бесформенные гадости, которые вы, шотландцы, всегда берете с собой? Те, которые высасывают всю слюну у вас изо рта?