Если б не это обстоятельство, главврач бы здесь уже не работал.

Кто только не трудился над этим «вопросом»!

И местные «братки», искренне не понимавшие, как это можно не «пилить» такую землю – целые гектары! – рядом с шоссе, рекой и лесом. И большое медицинское руководство, не желавшее забывать, как главврач лишил их миллионов долларов «отката», не позволяя снабжать новые корпуса устаревшим хламом.

Но волны «наездов» накатывали, сменяя друг друга, а главврач оставался.

– Ну, и что я смог? – грустно спросил, похоже, сам себя доктор. – Да, кое-чего построил. Да, подобрал приличных людей.

В итоге я контролирую всего пятнадцать процентов больничных средств. Остальные восемьдесят пять тратят все те же известные лица.

Как тратят – тоже известно. Что шоссе наши стоят вдесятеро дороже канадских, что лекарства закупают.

– Но убрать тебя все же не смогли? – уточнил оптимист Береславский.

– А что, у меня самоцель, что ли, – усидеть в этом кабинете? – усмехнулся главврач. – Да давно бы сам ушел! У меня ж все заработки, кроме зарплаты, с больницей вообще не связаны. Но здесь же дело всей жизни! – Он повел рукой – сквозь панорамные окна виднелись и старые, и новые корпуса. – Ты знаешь, что я сам закупаю лекарства в среднем в три-четыре раза дешевле, чем мне распределяют централизованно? – спросил он.

– А на самый верх нельзя пожаловаться? – уточнил Береславский.

– С самого верха и распределяют, – невесело ухмыльнулся доктор. – Если б хотели что-то изменить – достаточно было бы просто сравнить накладные: что и почем покупаем мы и что и почем нам навязывают. Но что-то никто не сравнивает. Короче, Фима, не лезь в этот улей. Там не пчелы, там – осы. Побереги задницу. Договорились?

– Нет, – спокойно ответил профессор. – Не договорились. У меня есть обязательства.

– Плохо, – огорчился доктор. – Очень плохо.

Он знал друга и понимал, что отговорить Береславского не удастся.

Ну, значит, судьба.

Разве сам он не принимал похожие решения? А раз так – следует предпринять все возможное, чтобы хотя бы уменьшить риски.

Они принялись за кофе, и доктор стал называть фамилии людей, которых, на его взгляд, можно было использовать.

Специалисты от поставщиков оборудования – для составления сравнительных характеристик.

Люди из Министерства здравоохранения.

Даже бывший эфэсбэшник, курировавший эту прибыльную сферу в центральном аппарате. Потому и бывший, что курировал старательно.

Одна из фамилий – Шевелев – профессора заинтересовала особо. Именно этот бывший однокурсник московского главврача ныне командовал здравоохранением искомой области.

– Он точно не вор, – сказал доктор. – Конверт от больного, не вымогая, возьмет. Комиссионные за оборудование тоже взять может, но дерьмо в операционную не воткнет ни за какие деньги. Сам хороший хирург.

– А как же они его обойдут? – усомнился в добропорядочности Шевелева профессор.

– У него дети, – коротко ответил главврач. – И пенсия на носу. Если подойдешь так, чтоб он не испугался и гарантированно остался в стороне, скорее всего, поможет. Особенно если сошлешься на меня.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Ефим Аркадьевич.

Он выехал с территории больницы на своем «Ягуаре», не зная, что седой доктор еще долго смотрел вслед другу. Потом главврач подошел к компьютеру и что-то записал в свои планы.

А Ефим Аркадьевич уже мчался обратно в город, к еще одному другу.

Если доктор был старше его, то этот парень – существенно моложе. И что необычно – трудился он в правоохранительных органах, делая весьма успешную карьеру. Впрочем, если б в органах работали только бездельники и взяточники, развал наступил бы гораздо быстрее и оказался бы вообще неуправляемым.

Это тоже был друг. А значит, не сволочь и не подлец: таких среди друзей Береславского не было и быть не могло.

Встретились в кафе, не в кабинете – профессор не особенно доверял ведомству друга.

Береславский во второй раз за день изложил суть. И получил примерно тот же совет, только в более жесткой форме:

– Не лезьте туда, Ефим Аркадьевич. Знаю я эту компашку. Он и до своего губернаторства конкретно наследил. В лесном ведомстве.

– Не могу, – как и в случае с доктором, объяснил Береславский. – Имею обязательства.

Друг расстроился. Его тонкое интеллигентное лицо нахмурилось. А Ефим вдруг обратил внимание на то, что из-под всегдашней моложавости и спортивности без пяти минут генерала начала проглядывать хроническая усталость. И чего уж там – возраст тоже начал проглядывать, хоть и был полковник на пятнадцать лет моложе Береславского.

– Рано их сейчас трогать. Слишком сильны, – наконец объяснил тот.

– А когда будет вовремя? – усмехнулся профессор.

– Не знаю, – даже немного обиделся полковник. – Делаю все, что от меня зависит.

В этом как раз Береславский не сомневался.

Парень был правильный и за державу переживал. Но ждать, когда у того все срастется против этой компашки, Ефим Аркадьевич не мог.

Зато друг обещал проверить и по возможности помочь с отражением прямого наезда на фирму Семеновой. Судя по изложенным Береславским фактам, действовавший там майор руководствовался только личными интересами и не представлял никакие серьезные силы. Люди губернатора задействовали в его лице, так сказать, малый калибр.

Впрочем, не будь у Ефима Аркадьевича таких друзей, и малый калибр мог бы нанести бизнес-кораблю Надежды Владимировны фатальные повреждения.

Перед расставанием, как и в прошлом случае, получил ряд полезных контактов. В области тоже оказались знакомые – и в ОБЭПе, и в милиции, и в прокуратуре. Не на ключевых постах, но вполне способные помочь, особенно если будут уверены в своей безопасности.

«Черт побери, – усмехнулся про себя Береславский. – В древний русский город Приволжск как за линию фронта собираюсь. Имена, фамилии, явки. Яду, что ли, в воротник зашить?»

Короче, ничего веселого он сегодня не услышал. Но чем ближе профессор подбирался к предмету исследований, тем больше надежд у него появлялось и тем больше куража он начинал испытывать.

Что ж, если самые мрачные предсказания друзей все же не сбудутся, он, пожалуй, сумеет отработать полученный аванс.

И, может быть, даже не только аванс…

Да уж, я точно человек слова. Поклялась год назад перед самой собой интервьюировать Бабулю постоянно – до тех пор, пока ее жизнь не станет и моей жизнью – и вот интервьюирую. Аж целых два раза. Причем сейчас – второй.