Кого? Эрме?

Проще всего, наверное, было бы обратиться за помощью к баньши. Им ничего не стоит просто заглянуть в прошлое этой комнаты и увидеть происходящее своими глазами. Так что она через минуту сдаст тебе преступника с потрохами, ну или, по меньшей мере, выложит его точные приметы. Вот только баньши нельзя заставить «смотреть назад во времени». Технически невозможно: она просто не войдет в необходимое состояние под принуждением.

А если не заставлять, а просто вежливо попросить? Не приходило в голову?

Тоже не факт, что сработает. Баньши не склонны отвечать на просьбы, да и, если все известные ныне источники не врут, этот их транс одержимости, в котором они «зрят», не случается и по воле самой баньши. Что-то должно вывести ее из обычного равновесия, чтобы прозрение снизошло.

Например, зрелище умирающего ребенка? Будь он уже мертвым, сработало бы с большей вероятностью. Киэнн перевел беглый взгляд на маленького подменыша. Тот все еще сипло втягивал в себя воздух. И что мне, сидеть и, как ворон над кровью, ждать?

Если это произошло во время Лунайсэ, то проделать фокус с подменой мог только один из «прогульщиков», тот, кого на самом Сборище не было. Таких наберется не больше двух тысяч. Может и не больше полутора. Включая молодых матерей и младенцев младше четырех. Узнать их имена не составит труда: достаточно вернуться к Ллин-И-Пэйр и прочесть в отражениях. Ну, то есть прочесть-то можно будет только имена присутствовавших, но дальше уже дело техники. Потом допросить каждого и…

На это тоже уйдет не меньше недели. Добраться до Нис-Фьэлль, конечно, я теперь в два счета доберусь, Глейп-ниэр откроет портал куда угодно, лишь бы поблизости кто-то живой нашелся…

Вот как раз о живых. Тот, кто прикоснулся к Глейп-ниэр (а ведь ее положили на место после подмены), долго не проживет. Если, конечно, этот кто-то не наделен недюжинной сопротивляемостью к свойствам Серебряной Плети. А таких Эрме в народе фейри, кажется, не нашел. Кроме нас. И, может быть еще…

Фоморов.

Прекрати думать в этом направлении! К тому же вряд ли у народа фоморов была сопротивляемость, сравнимая с твоей.

А может и была. Иммунитета, понятное дело, не было, так ведь у нас тоже не иммунитет.

И с чего ты так уверен, что Эйтлинн — действительно последняя? Единственная? Это был бы номер…

Кстати, а почему она спит?

Киэнн встал и, как в сомнамбулическом сне, вернулся в гостиную. Эйтлинн успела поменять позу, подложив ладони под щеку и подтянув ноги под себя. Но по-прежнему предавалась приятному занятию сна. Зудело разбудить ее хорошей оплеухой.

Не смей. Она здесь ни при чем. Тот, кто это сделал, наверняка использовал дремотные чары.

Ну да, тебе же так хочется в это верить! Не могла же твоя драгоценная Этт подложить тебе такую свинью! Потому что, если это она…

Если это она, то мне придется убить ее. А легче самому удавиться.

— Этт! — Киэнн тряхнул фоморку за плечо. — Вставай. Тихий час закончился.

И, вероятно, очень надолго.

Эйтлинн блаженно потянулась, не открывая глаз, губы тронула нежная улыбка. Если чары и существовали, то успели развеяться. Стоило проверить сразу.

— Ты дома? — все еще сонно протянула она. — Все в порядке?

Киэнн придирчиво всматривался в ее черты, вслушивался в интонации голоса. Впрочем, он сам научил ее лгать и поймать на лжи мог далеко не всегда.

— Поднимайся.

Получилось куда резче, чем он хотел. Фоморка что-то почувствовала и резко распахнула глаза.

— Ты злишься? Из-за того, что я проспала твое возвращение?

— Поднимайся, пошли.

Теперь ее это, похоже, и впрямь встревожило. Эйлинн невольно отстранилась, брови сдвинулись на лбу в недоуменной гримасе.

— Что-то случилось?

— Идем, покажу.

Выдержки хватало только на односложные ответы. Киэнн едва ли не силком вытащил фоморку из кресла и поволок за собой. По мере приближения к комнате Ллевелиса тревожное состояние Эйтлинн все больше усиливалось. Вот только о чем это свидетельствовало? Наконец Киэнн довольно бесцеремонно втолкнул ее в брошенную распахнутой дверь, сам оставшись стоять в дверном проеме у нее за спиной.

А еще секунду спустя Эйтлинн закричала. Кричать она всегда умела ого-го! С потолка сорвалась люстра, разлетевшись вдребезги, с полок и шкафов посыпались игрушки, фигурки, тонкие хрустальные пластины-зеркала эльфийских книг и старомодные бумажные кодексы в бархатных переплетах. Потом бледная вопящая фурия с пылающими безумной яростью глазами развернулся к Киэнну и влепила ему такую затрещину, что мир пошатнулся и свет померк.

— Ты говорил: двадцать лет! Ты говорил: ничего не станется!

За первой пощечиной последовала вторая, по силе немногим слабее.

— Можно было хоть раз в жизни не врать!

Киэнн перехватил ее запястья, использовав ту малость магии, которую мог себе позволить. Фоморка всегда была сильнее его, что чисто физически, что в проявлении волшебного дара, ее мать или отец определенно постарались не испортить дочь ритуалом подмены. Но у нее не было школы Эрме. Фоморка извернулась змеей и попыталась двинуть его коленом в промежность. По щекам ее катился мутный поток слез.

— Ты же убил его, сукин сын! Убил!

Киэнн удовлетворенно кивнул:

— Экспрессивно. Убедительно. Верю.

— Веришь во что?! — проорала ему в лицо она, все еще вырываясь и кривя губы в диком оскале.

— Что это не ты подменила ребенка.

Напор Эйтлинн немного схлынул, точно ударившись о невидимую стену.

— Подме… что?..

Киэнн развернул ее за плечи, заставив вновь посмотреть в сторону детской кроватки.

— Это не Ллевелис. Это человек. Подменыш.

Она заторможено переводила непонимающий взгляд с ребенка на Киэнна и снова на ребенка. «Если это какая-то дурная шутка...» — отчетливо читалось во взгляде, и негодование невольно мешалось в нем с безрассудной надеждой. Пусть это будет дурной шуткой, сколь угодно дурной! Пожалуйста, пусть!

Мне бы тоже этого хотелось, дорогая.

— Но… Зачем?.. — наконец выразила квинтэссенцию своего нынешнего состояния она.

— Отличный вопрос. Жаль, у меня пока нет на него ответа.

Потому что на самом деле может быть все, что угодно. И вместе с тем — любая причина абсурдна и неправдоподобна. Более неподходящего объекта для подмены трудно себе представить, более нелепого способа мести — тоже.

— И что ты собираешься делать?

Уже требовательно, со звоном натянутой до предела струны. Я не знаю, Этт. Я в таком же отчаянии и растерянности, как и ты.

Никогда не отвечай так женщине, которая верит, что ты спасешь ее ребенка!