— Хорошо. Заеду к вам на обратном пути.

Киндаити завезли в гостиницу, и машина помчалась прямиком к поместью Инугами.

Было около десяти вечера, когда Фурудатэ, верный своему слову, вошел в комнату Киндаити. Едва увидев адвоката, тот спросил:

— Что случилось? — Слишком уж мрачным было суровое лицо Фурудатэ.

Покачав головой, поверенный ответил:

— Ничего хорошего.

— Что? Что вы имеете в виду?

— Мацуко не позволила нам получить отпечаток руки Киё.

— Она отказала?

— Да, решительно. Она просто не стала слушать Такэ и Томо. И уверен, что не передумает — во всяком случае, в ближайшее время. Единственный способ заполучить отпечаток у Киё — получить его насильно, как и заявил Такэ, но не думаю, что кто-то захочет зайти так далеко. Таким образом, мы не смогли узнать ничего определенного.

У Киндаити екнуло сердце.

— Но… но… — Он облизнул пересохшие губы. — Но это лишь усилит подозрения Такэ и Томо.

— Именно так. И поэтому я до синевы уговаривал Мацуко. Но она не из тех, кого можно уговорить. Нет, она только разъярилась и наговорила мне всяких гадостей. Если эта упрямая женщина что-то заберет себе в голову, ее трудно заставить передумать.

Фурудатэ мрачно вздохнул и, словно отплевываясь, начал рассказывать Киндаити о событиях этого вечера. Слушая адвоката, Киндаити смог живо нарисовать в воображении всю сцену.

Все произошло в той же комнате в двенадцать татами, где оглашалось завещание. Весь клан Инугами собрался перед фотографией Сахэя, стоявшей на простом деревянном алтаре, — Киё, в своей жуткой гуттаперчевой маске, и Мацуко, а напротив них сидели полукругом Такэ, Томо, их родители и сестра Такэ. Там же сидели Фурудатэ и Тамаё.

Свиток, привезенный из святилища Насу, был положен перед Киё вместе с пустым листом бумаги, тушечницей с красной тушью и кистью. Маска не позволяла разглядеть выражения его лица, но легкое дрожание его плеч обличало волнение. Все члены семьи вперили взгляды в маску, и глаза их были полны подозрения и ненависти.

— Итак, тетя Мацуко, вы говорите, что решительно запрещаете Киё сделать оттиск своей руки? — после затяжного, чреватого грозой молчания заговорил Такэ. Это был рев зверя, у которого кровь капает с клыков.

— Решительно, — сдавленным голосом отвечала Мацуко. Потом, сверкая глазами, она оглядела остальных присутствующих. — Это возмутительно. Пусть лицо у него изменилось, но не может быть никаких сомнений — это Киё. Я это гарантирую — я его мать, и мне ли не знать его. Какое еще нужно доказательство? А вы ходите и слушаете эти смехотворные слухи. Нет, я запрещаю. Я этого не потерплю.

— Но, Мацуко, — вмешалась в разговор сидевшая рядом Такэко, мать Такэ. Это был спокойный, тихий голос, но вибрирующий от преизбытка злобы. — Тем более Киё должен сделать оттиск руки. Нет, я не хочу сказать, что сомневаюсь в том, что это он. Но эти сплетни, от них так просто не избавишься. Вот я и думаю, для пресечения этих глупых слухов будет лучше, если Киё даст нам отпечаток своей руки — нет ничего проще. Умэко, ты как полагаешь?

— Согласна с Такэко. Если ты и Киё сейчас откажетесь, у людей появится лишний повод для недоверия. Скажите все, разве это не так?

— Именно так, — вступил в разговор муж Такэко Тораноскэ. — И не только у посторонних. Если вы с Киё будете упорствовать, у нас тоже могут возникнуть кое-какие подозрения. Кокити, а ты что скажешь?

— Д-да, это верно, — как-то испуганно заикаясь, заговорил Кокити, муж Умэко. — Конечно, не хочется верить, что члены нашей семьи… Но если Мацуко и Киё будут продолжать в том же духе, нам…

— …поневоле придется поверить, что вам есть что скрывать, — договорила Такэко с ядовитой усмешкой.

— Молчите! Молчите! Молчите! — вскричала тут Мацуко, и голос ее дрожал от ярости. — Понимаете ли вы, что вы говорите? Киё, по крайней мере на данный момент, глава клана Инугами. Если бы отец не написал такого смехотворного завещания, вся слава и состояние Инугами достались бы одному Киё. Он глава клана. В старые дни он был бы вашим хозяином и повелителем. А вы, Такэ и Томо, вы были бы всего лишь его вассалами, и все же… все же вы… Как вы смеете требовать у него оттиска руки, отпечатков его пальцев, словно у какого-нибудь преступника? Нет, я ни за что не позволю сыну участвовать в такой мерзости. Ни за что и никогда. Киё, идем отсюда, здесь нам нечего делать.

Мацуко вскочила.

Лицо Такэ исказила гримаса ярости.

— Стало быть, тетя Мацуко, вы решительно отказываетесь…

— Самым решительным образом! Идем, Киё.

Киё в маске неуверенно поднялся. Мацуко взяла его за руку.

— В таком случае, тетя Мацуко, мы… — скрипнув зубами, злобно бросил Такэ вслед уходящим Мацуко и Киё, — в таком случае мы отказываемся считать этого человека за Киё.

— А это как вам угодно!

Ведя человека в маске за руку, Мацуко, тяжело ступая, удалилась за раздвижную дверь.

— Хм. — Услышав отчет Фурудатэ о происшедшем, Киндаити принялся отчаянно ерошить волосы. — Безвыходное положение.

— Воистину, — мрачно согласился Фурудатэ. — Совершенно непонятно, почему Мацуко так упорно отказывается. Правда, Такэ мог бы подойти к этому делу поделикатней. Он ведь с самого начала обращался с Киё как с преступником. А Мацуко — гордая, вот она и разъярилась. И поскольку она из тех, кто ничего не слышит, когда заупрямится, думаю, она сама ничего не могла с собой поделать. Но в таком случае… если это настоящий Киё — а я, безусловно, уверен, что это так, — было бы гораздо лучше, если бы она повела себя по-людски и дала бы им то, чего они хотят.

— Иначе говоря, реакцию Мацуко можно объяснить двумя способами. Либо обращение Такэ и Томо обидело ее и заставило заупрямиться, либо, как подозревают Такэ и Томо, этот человек в маске — не Киё, и, больше того, Мацуко это знает.

Фурудатэ с мрачным видом кивнул.

— Безусловно, я бы предпочел первый вариант, но пока Мацуко не уступит и мы не получим отпечатков пальцев Киё, я не смогу выбросить из головы и второй — это ужасное подозрение, как бы омерзительны сами по себе ни были подобные мысли.

Разговор с Фурудатэ затянулся почти до полуночи. Вскоре после его ухода Киндаити улегся, однако и погасив свет, долго лежал не смыкая глаз. Фантастическая фигура человека в гуттаперчевой маске и отпечаток правой руки на шелковом свитке плавали перед ним в темноте, не давая уснуть.

Вдруг пронзительно зазвонил телефон, еще с вечера поставленный в изголовье, и Киндаити мгновенно проснулся. Лежа ничком под одеялом, он подтянул к себе телефон и поднес трубку к уху. Звонил дежурный от стойки у входа.

— Комната номер семнадцать? Господин Коскэ Киндаити? Звонок от господина Фурудатэ.

— Да, пожалуйста, соедините.