— Но комментируют твои действия не самым приятным образом, эпитеты довольно едкие.

— Я с этим справлюсь, — сказал Георгос, хотя вынужден был признать, что на этот раз в прессе его пинали, как никогда раньше.

— Значит, они пишут, что ты был против брака.

— И они правы.

— На самом деле ты так не думаешь. Я знаю, ты хочешь, чтобы она была счастлива.

— С чего ты вдруг стала такого хорошего мнения обо мне? — Он улыбнулся краешком губ. — Наверное, хорошо спала этой ночью?

— Ты бы никогда не позволил ей выйти за Деймона, если бы не доверял ей.

Кэсси намеренно проигнорировала его замечание. Да, она действительно довольно радикально поменяла свое мнение о Георгосе, но события прошлой ночи были совершенно ни при чем.

— Разрулить ситуацию с Элени в интересах страны. — Он снова сел за стол.

— Прежде всего, это в ее собственных интересах. Она для тебя главный приоритет, не отрицай этого.

— Элени всегда была моим главным приоритетом, — сухо сказал он. — Ты просто решила этого не замечать. Кажется, я все-таки не совсем монстр, которым ты меня представляла. — Он нахмурился и повернул ноутбук к Кэсси. — Журналисты охотятся не только за мной, они все еще дежурят около твоего дома. Они уже успели взять интервью у одного из работников больницы. Тебя считают связующим звеном между Элени и Деймоном.

— Ты тоже так думал. — Она пожала плечами.

— Но это была не твоя вина. — Он устало провел рукой по волосам. — В любом случае пусть лучше винят меня, а не ее.

— Думаешь, ее станут осуждать, если узнают правду?

— Конечно, будут, ты и сама это понимаешь.

— Что плохого в том, что женщина действует в соответствии с собственными желаниями?

— Да ты в этом эксперт, — неожиданно рассмеялся Георгос.

Его замечание смутило и обидело ее. Он понятия не имел… Георгос печально посмотрел на нее, а потом в его взгляде она увидела… нежность.

— Но ведь у тебя есть желания, правда, Кэсси?

— Дурацкие. — Она потупила взгляд. — О них и говорить не стоит.

— Потому что ты не хочешь, чтобы тебя осуждали? — Он заглянул ей в глаза. — Как осуждали твою мать?

— Меня с самого детства осуждали только за то, что я ее дочь — незаконнорожденный ребенок любовницы женатого мужчины, — пренебрежительно сказала она. — Когда я начала превращаться из подростка в девушку, этот факт сделал меня желанным сексуальным объектом для каждого мужчины в моей родной деревне. Мужчины не любят, когда им говорит «нет» женщина, которую они считают шлюхой. И тогда они начинают распускать сплетни, и эта репутация прилипает к тебе намертво.

— И никто не защитил тебя? — нахмурился он.

— Кто? — изумилась Кэсси.

Мать всегда была слишком занята собой, подруги невольно завидовали ее успеху у противоположного пола, она была в полной изоляции. А когда мать заболела, то и вовсе осталась совсем одна.

— Должно быть, тебе пришлось непросто, — мрачно сказал Георгос.

— Все было не так уж плохо, я справилась. А теперь мне и вовсе наплевать, что обо мне думают и говорят. — Кэсси отмахнулась от его сочувствия, опыт давно закалил ее. — Я просто хочу жить так, как хочу.

— Это было бы справедливо, если бы ты на самом деле так делала, но ты себе такого не позволяешь. Но в одном ты права: женщину не должны судить строже, чем мужчину, за ее сексуальные желания. — Он снова посмотрел на экран, в очередном выпуске новостей говорили об Элени.

— Ты не должен это смотреть, — сказала Кэсси. Она понимала, как это может быть больно, даже если говоришь, что тебе все равно.

— Мне нужно знать, что именно они говорят, чтобы подготовить свой ответ.

— А как ты обычно отвечаешь?

— Я ничего не говорю. Мы никогда не комментируем личные проблемы в королевской семье.

— И много их было?

— За последние годы — нет, — сухо сказал он.

— Тогда зачем смотреть, если ты все равно ничего не будешь говорить? Зачем вообще об этом думать?

— Затем, что я — король и публичная личность. Я несу ответственность перед своими людьми. То, что они думают, имеет жизненно важное значение.

— Но ты живой человек. Ты не идеален и имеешь право совершать ошибки.

— Не имею, если они ранят Элени, — тихо проговорил Георгос.

— Возможно, тебе стоит публично оказать ей свою поддержку, и противники заткнутся.

— И как же мне это сделать? — Он скептически изогнул бровь.

— Докажи всему миру, что ты рад принять Деймона в семью, пригласи его родителей на ужин. Покажи, что ты пытаешься принять ситуацию и исправить ее. Откройся хоть немного.

— Открыться? — Он горько рассмеялся. — Ты же знаешь, он с родителями не ладит.

— Но остальные-то этого не знают! Они придут. Больше всего на свете они обожают подлизываться к власть имущим, — с горечью сказала она.

— Возможно, мне не придется их приглашать, — задумчиво глядя на Кэсси, проговорил Георгос. — Ведь ты уже здесь.

— Я — скандал в благородном семействе, ты не можешь использовать меня для повышения своего рейтинга.

— Наоборот, это как раз подходящая причина использовать именно тебя. Если я приму незаконнорожденную сводную сестру Деймона, я покажу свою лояльность, покажу, насколько открытым и прогрессивным может быть королевство.

На мгновение мысль о том, что Георгос может публично принять ее, признать, что проводит с ней время так, словно гордится этим, приятно ошеломила ее. Ее пульс заметно участился.

— Значит, ты собираешься позволить мне втянуть тебя в современный прогрессивный мир, ваше величество?

— Нет. Конечно нет.

— Почему? — Кэсси была явно разочарована.

— Какой смысл прятать тебя здесь от прессы, чтобы потом бросить на растерзание этим стервятникам? — Он подошел ближе, положил руки ей на плечи и улыбнулся. — Но это была неплохая идея.

— Обязательно быть таким покровительственным? — проворчала она. — Это просто прекрасная идея. Ты можешь контролировать доступ СМИ ко мне, как делал это для себя и Элени, — предложила Кэсси. Чем дальше, тем больше ей нравилась эта мысль. — Я тебя не подведу. Веришь или нет, но я умею молчать, когда это нужно, — улыбнулась она, и он привлек ее ближе к себе. — Георгос, будь серьезным. Я могу тебе помочь.

— А нужна ли мне эта помощь?

— Ты не думаешь, что это нормально — защищать не только сестру, но и самого себя? И защищать сводную сестру новоиспеченного мужа твоей сестры, которая, однако, не испытывает к тебе сестринских чувств.

Ей было приятно видеть искреннюю улыбку Георгоса, но он тут же посерьезнел.