— Что ты делаешь, Аня?! — спросил он, заикаясь.

Я остановилась.

— Прыгаю…

— Ты с ума сошла, что ли? Это же новая кровать! Что за детский сад?

Я чувствовала себя ребенком, у которого застряла голова между прутьями пожарной лестницы. Оправдываться в таком положении неудобно, да и бессмысленно.

Он начал проверять, не расшатала ли я что-нибудь, не промяла ли матрас.

Второй случай в той же квартире был связан с неверным с моей стороны использованием холодильника. Я, как приличная женщина, накупила кучу продуктов и разложила их в холодильнике по своему усмотрению. На утро я застала своего бойфренда беспомощно смотрящим в холодильник. Оказывается, я перепутала полку, на которой стоят молочные продукты, с той, где хранятся соки и фрукты, а колбасу положила на полочку, где хранятся сыр и масло, газировку не нужно было ставить в дверцу с соусами, а сок на нижней полке стал слишком холодным…

Я поняла, что с этим человеком у меня не может быть общего будущего. Даю голову на отсечение, что на роль его девушки нужно устраивать кастинг, сравнимый по своим масштабам с конкурсом «Мисс мира».

В каюте же Энрике царило уютное свинство, в котором приятно наводить порядок и ощущать себя хранительницей очага, а не вождем краснокожих в бутике, где продают хрусталь.

По-моему, для любой женщины величайший кайф порыться в вещах любовника, когда его нет рядом. Простите мою испорченность, может, я не права.

Я не удержалась и поднесла к лицу его футболку, зарывшись в нее носом. М-м-м. Не знаю, делал ли кто-нибудь до меня такое, но я с проворностью магазинного вора скомкала футболку и спрятала в сумку.

Господи! Если бы мне кто-то об этом сказал еще неделю назад, я бы хохотала до упаду и крутила пальцем у виска. А сейчас я проделала это, даже не задумаваясь.

По дороге в отель я думала об этом, пытаясь оправдаться и присвоив себе мужскую привычку коллекционировать трусики подружек как трофеи.

Я пыталась взывать к своему цинизму, объясняя себе, что с Энрике меня связывает всего лишь секс и скоро это кончится…

И в номере я продолжила занятия самоанализом, даже села в кресло, закрыла глаза и стала думать о Федоре. У меня ничего не получалось. Было такое ощущение, что я даже не помню, как он выглядит. Со стороны, наверное, это выглядело как сеанс спиритизма, потому что мои напряженные гримасы были лучшей иллюстрацией к происходящему. С трудом я вызвала в памяти образ Великолепного Федора, такой же безразличный и холодный, как привидение. Я попыталась вспомнить наши совместные приятные моменты, но ничего не получалось. Ни одна чувствительная зона не отозвалась на мысли о нем, и я поняла, что надо прекратить заниматься душевным онанизмом.

Открыв глаза, Аня тут же заметила плоскую прямоугольную сумку у стены, которая с самого приезда осталась нетронутой. Она обрадовалась точно ребенок потерянной игрушке и открыла ее.

В сумке аккуратно лежали бумага разных оттенков и фактур, пастельные мелки и цветные карандаши.

Аня вышла на балкон и устроилась в кресле. Она достала большой лист бумаги и коробку с пастелью. Вид с балкона был прекрасным. Серп лагуны, бирюзовая вода, отели и виллы с рыжими черепичными крышами, прилипшие друг к другу, как девчонки на школьной фотографии, разделенные только каскадами зелени и цветущими лианами. Запах цветов пронизывал солоноватый морской воздух, вдохнув который ты становишься частью всего этого пространства, с каждым днем влюбляясь в него все сильнее и сильнее.

Рука с мелком забегала по листу, оставляя на нем, словно в танце, отпечатки того, что видели влюбленные глаза Ани в окружающей красоте. Она увлеклась рисунком, растирая штрихи пальцами, ломая мелки, чтобы сделать их края острее, крошила их, чтобы втереть густой цвет в бумагу.

Аня закончила рисунок, но чего-то не хватало. Точнее, кого-то. Тогда она сделала несколько штрихов, и на белоснежном пляже появилась фигурка мужчины с длинными темными волосами…

— Кто там?

Я подняла голову с подушки. Оказывается, я не заметила, как задремала. Стук в дверь напугал меня, но я решила, что со сна мне это показалось. Стук повторился.

— Все отлично, крошка!

Энрике с горящими глазами влетел в комнату и подхватил меня.

— Что ты делаешь, отпусти меня… — Я попыталась изобразить смущение.

— Ни за что!

— Где ты был?

— Доставал… — Энрике зажал себе рот рукой.

— Что доставал? — У меня разгоралось любопытство.

— Доставал… доставал… Вот это!

Он показал мне цветок орхидеи, точно такой же, как тогда на пляже перед съемками.

— Это все? — лукаво спросила я.

— Ну да. — В его карих глазах прыгали чертики, и я поняла, что он что-то скрывает.

— Говори, — тихо повелела я. — Говори, а то я тебя защекочу.

— Нет, только не это!

Он театрально повалился на кровать, а я на него.

Мы катались по кровати, как дети, до тех пор, пока Энрике не запросил пощады.

— Все, все, хватит, ты все узнаешь завтра! — смеялся он. — Ой, что это?! — Он смотрел в сторону.

— Не пытайся меня отвлечь!

Я продолжала его щекотать.

— Нет, правда, что это?

Я поняла, что он спрашивает о рисунке.

— Да так, ерунда, просто время хотелось занять, пока тебя нет.

Я попыталась спрятать рисунок. Все художники так стеснительны!

— Подожди, дай посмотреть, — он забрал у меня рисунок, — очень красиво! Это правда ты рисовала?

В его глазах был неподдельный восторг. Я растаяла:

— Да.

— Ты занимаешься этим профессионально?

— Нет, я же сказала, это просто для души.

— Тебе надо выставляться, это потрясающе!

— Брось, — отмахнулась я.

У меня есть идея, — Энрике щелкнул пальцами, — я покажу это Паоло.

— Паоло? Это еще кто? Может, не стоит? К тому же рисунок — далеко не шедевр, я рисовала просто так, для себя…

— О! Паоло отличный парень, он владелец этого отеля и мой друг.

Я подавилась минералкой.

— Что? Ты дружишь с владельцем этого отеля? — пропищала я. В эту секунду не знаю, чего я больше опасалась: того, что он меня разыгрывает, или того, что говорит правду.

Пока меня терзали сомнения, Энрике набрал чей-то телефонный номер и заговорил на языке, который мне был неизвестен. Это было похоже на то, как говорит на английском испанский эмигрант, живущий во Франции.