Я подсел к стойке, он поставил передо мной стакан, полный золотого, этого золотого[11], и я почувствовал, что в мою жизнь возвращается вменяемость. Что-то определенное и известное, на что можно положиться. Я поднес стакан ко рту, начал пить большими жадными глотками, как утопающий, который, попав на берег, исступленно глотает воздух.

Гиди ответил после второго гудка.

– Как дела, дружище? – спросил он. Естественно, это был не его голос. На этот раз голос был хриплый и прокуренный. По работе Гиди часто менял тела как перчатки. Встречаясь с клиентами, он обычно пребывал в одном «представительном» теле, которое арендовал с почасовой оплатой. Высокое, отлично сложенное, приятное, с глубоким голосом. А для сбора сведений он всегда использовал тело, которое привлекает как можно меньше внимания. За последний год в его собственном теле я видел его раза три – а ведь это самый близкий мне человек[12]. Когда звонишь ему, никогда не знаешь, какое воплощение услышишь. Сейчас, как мне показалось, он был в теле женщины за пятьдесят, полной кудрявой блондинки.

– Не хочешь приехать на полчасика в «Паопаб» посидеть со мной? – предложил я. – Я угощаю.

– Мм… Сейчас мне не очень удобно.

Я оглянулся, ища кого-нибудь, кто выглядел бы скучающим или нуждающимся в деньгах – или и то и другое вместе.

– А что ты сейчас делаешь? Я найду кого-нибудь, кто будет готов обменяться с тобой на полчаса. Приезжай, посидим, потом поедешь домой. А похмельем будет мучиться он.

– Нет-нет, ты не понял, – сказал он. – Я на работе. Я не могу сейчас приехать.

– На работе? Что на этот раз?

– Собираюсь засечь измену тут, в одной гостинице. Я заплатил горничной и обменялся с ней на ночь. Надеюсь добыть доказательства.

– А где ты находишься? Спрятался и ждешь в шкафу в номере, что ли?

– Нет, идиот. Они еще не приехали. У меня перекур – там, где курят горничные. Осматривать комнаты я пойду позже. Но уйти или обменяться сейчас не могу. Не хочу, чтобы меня стали подозревать. Точнее, ее.

– Ты что, не можешь засесть в засаде с биноклем в парке напротив, как нормальный частный детектив?

– А ты что, застрял в фильме из шестидесятых? Нормальные детективы давно не сидят в засаде с биноклем.

Я допил пиво и с силой поставил стакан на стойку. Бармен посмотрел на меня, улыбнулся и молча подошел налить второй стакан.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Мне нужен совет.

– Говори, у меня еще минут десять.

– Вот уж спасибо!

– Ой, ну ладно, давай уже рассказывай.

– Ты видел новости о Ламонтах? – спросил я.

– О жене? Да, конечно, – ответил он. – История сочная, как стейк из молочного теленка. Все сайты перепечатывают ее, но пока стесняются выставить в качестве главной новости. Впрочем, у них информации пока слишком мало.

– Я там был.

– Что? Когда это произошло? Ты видел машину и все прочее?

– Более того. Я был свидетелем самого преступления. Это произошло у меня в квартире.

– Что?! Ты серьезно?

Я рассказал ему о встрече с Тамар, о том, что она рассказала, о выстреле и о том, как я гнался за тем, кого считал убийцей. Время от времени он прерывал меня, задавал уточняющие вопросы. Когда я все сказал, он молчал, не говорил ни слова.

– Ну и дела, – сказал он наконец.

– Да, – ответил я. – Это… это было отвратительно. Чудовищно. Это было слишком реально. Одна пуля попала в голову, лужа крови растеклась на полу. Просто слишком реально.

– Ты уже был в полиции?

– Да. Только что вышел оттуда.

– И рассказал им обо всем?

Тут я засомневался.

– Да. Точнее, почти обо всем.

– Почти?

– Я не рассказал им о Тамар, – ответил я. – Не сказал им, что внутри, скорее всего, была Тамар.

– Ты идиот?! Это же самое важное!

– Я рассказал, что Ламонт приходила ко мне посоветоваться о курьерской работе, что я не узнал ее. Это, кстати, наполовину правда: поначалу я действительно ее не узнал.

– Почему?

– И еще я рассказал им о выстреле, описал все, что видел. Но рассказывать о Тамар мне показалось неловко.

– Ты спятил? Почему ты не рассказал им?!

Действительно, почему я не рассказал им?

Потому что боялся, что это переведет меня в разряд подозреваемых. Потому что у меня нет доказательств. И почему я должен сообщать им эту не вполне законную деталь? А может… Что это был за тихий голос, который как-то умудрился убедить меня, что Тамар – это мое, только мое, чем я не имею права делиться? Пусть лучше думают, что убита Кейтлин Ламонт. Ведь убийство Кейтлин Ламонт будут расследовать как надо, не жалея денег, а убийство Тамар Сапир – не факт…

Тамар – моя, и я не хотел рассказывать о ней. Я узнал секрет и не хотел им делиться. Ведь в любом случае…

– …Никто мне не поверит. Это просто переведет меня в разряд подозреваемых: теперь я тоже буду причастен. У меня нет доказательств, – сказал я Гиди, – теперь это уже не важно.

– Сейчас я все брошу и приеду в «Паопаб» только для того, чтобы дать тебе по морде. – По хриплому голосу курящей горничной было явственно слышно, как он терял терпение. – Это важнее всего на свете!

– Но у меня нет…

– Это мотив! – закричал он. – Если эта история – правда и Тамар действительно была в теле Кейтлин Ламонт, у Ламонтов есть тысяча причин избавиться от нее.

– Я… – Мне кажется, честно говоря, что эта мысль промелькнула у меня в голове. Да, она, видимо, промелькнула и оставила следы, поставила палатку, накрыла стол, достала гитару…

– Ты дебил. Тамар пробовали убить. Пробовали – и убили. Ты скрыл от них самое важное.

– Я… я не понимаю, как это не пришло мне в голову, – ответил я.

Гиди помолчал и наконец сказал:

– Пришло-пришло, и еще как, а ты врун.

– Я…

– Ты думал об этом – и решил не рассказывать.

– Но мне же точно не поверят, – сказал я.

– Почему нет?

– Потому что мое слово будет против…

– Против кого? Против чьего слова?

– Против слова Ламонта, – тихо сказал я.

– И?

– И если в этом деле действительно замешана Тамар, а я – единственный, кто это знает…