Женщина невольно улыбнулась:

– Вы, что же, хотите, чтобы я ушла из собственного дома?

– Нет, конечно, – спохватился следователь, – уйду я. Просто я хотел предупредить вас о том, что, если возникнут новые вопросы, я ещё раз навещу вас или приглашу к себе.

– Всегда пожалуйста, – вздохнула Кочеткова, – только найдите того, кто убил мою подружку.

– Этим мы и занимаемся. До свиданья.

– До свиданья, – обронила женщина и, закрыв за Наполеоновым дверь, прислонилась к ней спиной. Она дождалась звука поднимающегося по вызову лифта, сползла по гладкой поверхности двери вниз и заскулила тихо, как щенок, предоставленный самому себе.

Ещё только начало светать, когда поезд прибыл на станцию. Данила с одним саквояжем в руках сошёл на перрон, поднял воротник своего лёгкого пальто и зашагал к выходу в город. Он взял такси и назвал адрес. Сафронкову и в голову не пришло, что за ним могут следить. А следователю тем временем уже доложили, что он прибыл и взял такси, которое движется вовсе не в направлении его дома или офиса. Задерживать свидетеля следователь не велел, только проследить, куда же это отправился безутешный вдовец. Через некоторое время Наполеонову уже был известен адрес прибытия Данилы Сафронкова. А чуть позже ему сообщили, что в квартире, в которую он вошёл, проживают две женщины – старая и молодая, то есть бабушка и внучка – Евдокия Ивановна Потапова и Нонна Родионовна Потапова.

«Итак, – подумал следователь, – вполне возможно, что Светлана Геннадьевна права и юная девушка является любовницей тридцатишестилетнего Данилы Ильича Сафронкова. Иначе зачем ему так спешить к ней? Не иначе как торопится обрадовать сообщением о мешавшей их любви жене». Наполеонов распорядился сообщить ему, когда мужчина покинет квартиру Потаповых. Ему было важно знать, как долго он там пробудет.

Если бы кто-то спросил самого Сафронкова, почему он прямо с поезда, не заезжая домой, устремился к Нонне, Данила не смог бы дать вразумительного ответа. Сказал бы что-то типа того, что ноги сами привели его к девушке. И это было бы правдой. Только привели его к ней всё-таки не ноги, а голова. Данила думал о Нонне так же часто, как о своём бизнесе. И если в начале своего брака с Соней он был поглощён молодой женой, то чем больше перед ним раскрывалась вся меркантильная сущность Софьи, тем сильнее его влекло к Нонне. Он мог часами сидеть и просто смотреть на нее. Слушать её весёлое щебетание. Иногда ему казалось, что Нонна так же беззаботна и весела, как пара волнистых попугайчиков, которых он подарил ей на совершеннолетие вместе с кольцом со скромным бриллиантом, грани которого играли на свету всеми оттенками радуги. Его до глубины души растрогало то, что попугайчикам Нонна обрадовалась гораздо больше, чем кольцу. А если быть точным, то кольцу Нонна сначала вовсе не придала значения и заинтересовалась им лишь тогда, когда Данила обратил внимание девушки на волшебную игру камня. «Красиво», – сказала она тогда и улыбнулась.

Но беззаботной Нонна только казалась. На самом деле она была серьёзной, целеустремлённой девушкой. Данила знал это точно, и оба эти качества импонировали ему.

Софья Нонну не любила. Узнав, что Данила ездил к Нонне, она приходила в бешенство и закатывала ему истерики. Поэтому Данила стал скрывать от Софьи свои встречи с Нонной. Хотя на его общение с детьми Соня реагировала точно так же. Иногда у него складывалось впечатление, что, если бы было можно, жена бы официально его приватизировала и держала на привязи или в крайнем случае вживила ему чип, чтобы точно знать, где и с кем он находится. К счастью не только для Данилы, но и для многих других мужчин, прогресс до этого ещё не докатился.

– Зачем вы приехали? – спросила Нонна, едва открыв ему дверь.

– Я соскучился.

– У вас будут неприятности.

– С чего ты взяла?

– Разве вы ничего не знаете? – спросила она озадаченно.

– О чём ты?

– О Соне…

– А, знаю.

– Вам звонили из полиции?

– Мне сообщила Карина, наша соседка, а потом я позвонил на Сонин телефон и нарвался на следователя.

– И тем не менее… – Она замолчала.

– Ну что же ты, – грустно улыбнулся он, – договаривай уж, если начала.

– Тем не менее вы приехали сюда, – послушно договорила она.

– Как видишь.

– Вижу, проходите на кухню, я вас покормлю. Вы ведь с дороги.

Он кивнул и, бросив в угол саквояж, сказал:

– Я пойду умоюсь.

– Идите.

– А где бабушка?

– Уехала к тёте Дусе.

– Когда вернётся?

– Вечером.

Даниле очень не хотелось, чтобы Нонна ночевала одна. Он всегда так беспокоился о ней, что порой у него от этого саднило сердце.

Когда он умылся и пришёл на кухню, стол уже был накрыт. Некоторое время он ел молча. А Нонна сидела рядом, подперев голову кулачками, и внимательно смотрела на него.

– Нонна, – наконец не выдержал он, – перестань!

– Что перестань?

– Так смотреть на меня.

– Почему?

– Ты меня смущаешь, – попытался отшутиться он. – Ты не рентген.

– Не рентген, – согласилась она, – но я хочу понять вас.

– Неужто я такой загадочный? – снова попытался он свести дело к шутке.

– Ещё какой, – тихо вздохнула она. – Иногда мне кажется, что в вас тайн больше, чем в старом сундуке, доставшемся нам от прабабушки.

– Что за сундук? – Данила обрадовался возможности переменить тему.

– Кованый, – ответила Нонна.

– А где он? – Он сделал вид, что оглядывается в поисках таинственного сундука. – Почему я его ни разу не видел?

– Сундук стоит на чердаке на даче. И зачем вам его видеть?

– Так интересно же! И почему ты считаешь его полным тайн?

– Я не считаю, я предполагаю.

– Тогда почему ты не заглянешь в него?

– Ключ от него давно утерян.

– Можно открыть другим способом.

– Бабушка боится повредить резьбу. Сундук старинный, очень красивый, – опять тихо вздохнула Нонна.

– Первый раз встречаю таких нелюбопытных женщин, как ты и твоя бабушка, – осторожно улыбнулся Данила и добавил: – Я мужчина, и то не удержался бы и нашёл способ открыть его.

– Может, ещё и найдёте, – неопределённо ответила девушка, – если, конечно, бабушка согласится.

– А мы уговорим её, – подмигнул девушке Данила.

– Хорошо, попробуем уговорить, – не стала спорить Нонна и вернула Данилу к прежней теме: – Почему вы не поехали к Соне?

– Её же больше нет, – тихо сказал он, перестав жевать.