Гром прогремел над головой, и ребенок вздрогнул. Лицо девочки скривилось, она заплакала. Радуясь тому, что можно отвлечься от этого разговора, Анна прижала к себе ее маленькую шелковистую голову. Но мысли ее лихорадочно крутились.

— Что ты хочешь мне сказать? — медленно спросила она.

— Речь не о том, что я хочу сказать, — произнес он с такой усталостью, что у нее больно сжалось сердце. — Я прошу тебя в первый раз за нашу совместную жизнь: перестань изображать из себя мисс Совершенство, перестань делать только то, что я от тебя хочу, и скажи мне правду.

А правда заключалась в том, что в последнее время Анна ненавидела людей за то, что они не понимали ее, ненавидела группу в клинике, которую посещала, чтобы обрести душевное спокойствие. Она ненавидела Ли за то, что та зачала Молли — так легко и беззаботно, всего за одну ночь! — и ненавидела Джерри за то, что он продолжал жить прежней жизнью, а она не знала, как теперь жить ей…

Анна устало рассмеялась:

— О, это замечательно, Джерри! Спрашивать об этом тогда, когда все уже не так болезненно, не так уже и важно. Теперь у меня есть Мелани, и я уже больше не чувствую себя так, будто истекаю кровью. — Ее руки, дрожа, прижали к себе ребенка. — Ты не хотел знать об этом раньше, ты игнорировал меня, когда я умоляла тебя выслушать меня, так почему же ты спрашиваешь об этом теперь, когда уже это не имеет особого значения?

Джерри стоял спиной к ней, широко расставив ноги. Пальцы его побелели, когда он сжал руками край стола.

— Потому что я боялся спрашивать тебя об этом.

— А сейчас ты спрашиваешь потому, что снова почувствовал себя хозяином положения? — язвительно произнесла Анна, ощутив, как вырывается наружу давно сдерживаемый поток ярости.

— Потому что я уже потерял тебя, потерял Адама. Скажи мне, Анна. Хуже быть уже не может.

Анна подошла к стулу и села. Опустив на пол Мелани, которая с восторгом снова стала теребить край линолеума, Анна почувствовала, что ярость вдруг исчезла. Тихо вздохнув, она заговорила. Нет, это ее сердце стало говорить вместо нее.

— Почему ты так настаивал на имплантации эмбриона, когда доктор говорил нам, что это очень опасно? Почему, Джерри? Тебе прямо говорили, что ребенок и мать могут умереть, но ты продолжал настаивать. Значит, сын был тебе дороже, чем моя жизнь?

После долгого молчания, прерываемого лишь лепетом Мелани, он спросил:

— Ты голодна? Ланч скоро остынет.

Он всегда так делал. Замыкался.

Анна вздернула подбородок. Сейчас ей все равно, замкнется он или лишит ее своей любви.

— Нет, я не голодна. Я задала тебе вопрос и жду на него ответа.

Он остановился, сделав полшага, и взглянул на нее через плечо:

— Ты так считала все это время? — Лицо его было непроницаемым, но в голосе звучало какое-то глубоко скрываемое чувство.

— Прекрати, — сказала она тихо, сдерживая гнев, чтобы не расстроить ребенка. — Не надо задавать мне встречный вопрос. Ты всегда так делаешь — вместо того чтобы отвечать. Таким образом ты выясняешь мою точку зрения, чтобы найти решение проблемы.

Джерри резко повернулся:

— А разве ты не хочешь найти решение?

Этот вопрос был настолько типичен для Джерри, что она рассмеялась:

— Я хочу, чтобы ты поговорил со мной, — а затем добавила: — И хочу, чтобы ты нашел в себе мужество ответить на мой вопрос.

Он стукнул по раковине кулаком.

— Я не знаю, что тебе сказать.

В голосе его прозвучало отчаяние. Он не знал, что делать, если не мог действовать.

— Мне нужно знать. Я сомневалась — долгое время. И теперь хочу услышать ответ.

Он медленно покачал головой:

— Я делал для тебя все. Для тебя, для нас. — Гнев вибрировал в каждом его слове.

— Ты велел мне сделать еще одну попытку — с последним эмбрионом, с Адамом, — когда нам говорили, что это очень рискованно. Я была в ужасе, но ты не колебался. Тебе нужен был сын, наследник, от женщины из династии Каррен. Если бы это стоило мне жизни, то тебе, похоже, было бы все равно.

Наступило грозное молчание. В темном небе за окном ярко вспыхнула молния. Анна прижала к груди ребенка, прежде чем раздался удар грома. Когда затихли громовые раскаты, она опустила малышку на пол и снова повернулась к нему. Он так крепко сжал пальцами край старой потрескавшейся скамьи, что пальцы его, кажется, готовы были сломаться. Или сам Джерри был готов сломаться…

Она едва сдержала желание подойти к нему, обнять, утешить, поговорить. Она слишком долго ждала.

— Нет, мне было не все равно, — ответил он сдавленным голосом, с трудом держа себя в руках. Было видно, как под рубашкой напряглись его мускулы, а пальцы еще крепче сжали скамью. — Ты никогда не говорила, что боишься этого. Я думал, ты хочешь ребенка больше всего на свете. Я думал, что это сделает тебя счастливой. Ты была так подавлена после предыдущего раза…

И в ней вспыхнуло понимание. Да, Джерри хотел сына, но он думал, что и она этого хочет, а она ничего не говорила ему. Разве она не начала эмоционально отстраняться от него еще до того, как умер Адам? Откуда он мог знать, что чувствует его жена, если она ничего не говорила ему, а теперь обвиняет его в том, что он не видел ее страха?

Осторожно Анна тихо произнесла:

— Но когда доктор сказал, что это опасно, ты не колебался ни секунды.

Пожав плечами, он покачал головой:

— Для меня это не имело смысла. Я не понимал, что я…

— Ты не понимал, что должен чем-то пожертвовать ради меня?

Казалось, порвалась последняя нить, которая сдерживала его. Джерри резко повернулся к ней, глаза его вспыхнули темным огнем.

— Я думал, что они ошибаются! Почему мы можем иметь все, что пожелаем, но не можем иметь единственного ребенка? Как может такая сильная женщина, как ты — такая совершенная женщина, — умереть от того, что миллионы женщины делают каждый день?

Он говорил с таким гневом, будто этот ее изъян оскорбил его. Она нахмурилась:

— И многие из них все еще умирают от родов…

Он пожал плечами:

— Только не ты, только не ты.

— Эта угроза висит над каждой женщиной, — тихо сказала она. — В двенадцать лет я переболела инфекционной болезнью, Джерри. Инфекция могла затронуть мой мозг или сердце. Я могла тогда умереть… Но я выжила, а последствия болезни сказываются до сих пор…

— Не говори об этом! — с досадой воскликнул он.

— Я буду говорить. Сейчас это моя реальность. Я не могу иметь детей.

Широкими шагами он подошел к ней, схватил ее за плечи, и в глазах его вспыхнул свет.

— У нас есть выход, Анна. Надежда не потеряна. Мы можем…