его на руке. Вес чувствовался. Запах тоже не оставлял сомнений. Клеймо мастера было на месте…

Хозяин с любопытством посмотрел на Пашку, тот на него. Это была своеобразная дуэль. «Ну, всё?» – с прашивали глаза хозяина. «Нет, не всё!..»

Пашка покачал чайник из стороны в сторону. Крышка не болталась, не брякала, сидела, как влитая. Он её снял, перевернул чайник вверх дном и положил его на прилавок. Ручка, носик и горловина оказались на одной линии. Это было то, что надо. Хозяин лавки восхищённо поцокал языком. Ни слова не говоря, принёс кипяток, залил в чайник, подождал. Пашка знал, что тот собирался сделать. Оба напряглись. Иранец зажал носик и перевернул чайник дном вверх. Крышка залипла, не пролилось ни капли. Да! Это было произведение гончарного искусства высшего качества! Мечта Захарыча осуществилась. За такое не стыдно было отдать большие деньги… Кстати, не такие уж и большие. Иранец из уважения сделал огромную скидку, подарил пачку чая и впервые улыбнулся так, словно взошло солнце. За это время не было сказано ни слова. Люди иногда разговаривают молча…

Оставшихся денег хватило на покупку Веньке наручных часов «Citizen». Тяжёлые, с массивным чёрным браслетом, с сапфировым стеклом! «Ему точно должно понравиться!» – радовался Пашка. В этом он тоже неплохо разбирался. Дешёвую подделку ему продать было сложно. К тому же он зашёл в фирменный магазин…

Настроение было приподнятым. Оставалось «обмыть» покупки. Он направился в ближайшую чайхану. День складывался, как нельзя лучше…

Глава шестнадцатая

…Захарыч последнее время был неулыбчив, хмур. Сам того не замечая, придирался к Веньке по мелочам. Нет-нет, доставалось и Ивановой. «Тоскует дед по Пашке, тоскует! Вот и лютует!..» – поставила Света диагноз недугу Стрельцова.

Особенно раздражала Захарыча подчёркнутая и неустанная забота Веньки о своём руководителе номера. Он таскал её хозяйственные сумки, встречая из магазина, выхватывал из рук вёдра с водой, тазы с овощами и овсом во время кормёжки лошадей. Был до тошноты предупредителен и сосредоточен. Крутился вокруг неё без устали. Захарыч осуждающе качал головой, бурчал себе что-то в бороду. Слышалось его неизменное про хомут и дышло. Света принимала эти джентельменские знаки внимания спокойно. Понимала, что Венька это делал без всякой задней мысли. Он как бы сообщал миру, что жена его друга находится под надёжной защитой. Пусть только кто посмеет… Тем самым Венька, сам того не осознавая, невольно выдавал свои тщательно скрываемые чувства к Свете. Та улыбалась Джокондой. Захарыч же «читал» всё прямолинейно, видя в этом угрозу Пашкиному благополучию. Вот и выпускал пар…

Захарыч, Света и Венька вовсю трудились в Омске, куда переехали из Кирова. Гастроли проходили буднично, без происшествий. Без Пашки, конечно, забот прибавилось, но не «выше крыши». Они справлялись. Другое дело, было ощущение, что постоянно чего-то не хватает. Кого-то… Все жили ожиданием возвращения Пашки. Даже Варька. Часами она сидела на входе в конюшню, прислушивалась – ждала знакомых шагов. Их всё не было и не было…

Связи с Ираном тоже не было. Пашка только раз смог дозвониться до Омска по мобильному телефону Халила Огаба. Чудом тогда оказались рядом с вахтой цирка Захарыч с Венькой. Через минуту подбежала и Света. Сколько было радости!.. Однажды, с лицом матёрого заговорщика, на конюшне появился главный администратор цирка. Он принёс письмо, оклеенное яркими почтовыми марками. Пару раз оглянулся и почему-то шёпотом, почти не разжимая губ, сообщил: «Оттуда!..»

В один из дней Венька решился и задал Свете вопрос: – Давно хотел спросить, извини, если что. Всё время слышу: «Пух» да «Пух». Чего вдруг? Откуда это?

Света улыбнулась.

– Пашка – это что-то такое пушистое… Пушок, Пух! Понимаешь?

– Хм! Пушок! – Венька скривил рот и сверкнул фиксой. – Ну, Пушок, так Пушок! Пух так Пух! – Образ друга ни с перьями, ни с пухом в его голове никак не складывался. Вот «Жара» – это да, другое дело! А тут какие-то сопли по подушке…

– Ну, а почему Точка? У тебя такое красивое имя! – вырвалось у Веньки с невольным придыханием. Свете пришлось сделать вид, что она этого не заметила.

– Я уже и сама толком не помню. Скорее всего, это произошло от Светы, Све́точки, Свето́чки. Так до точки и дожила, докатилась! Пашка придумал! Он же у нас фантазёр! – Света рассмеялась. – Мне нравится! В одном из своих стихотворений он написал: «Ты – многоточие моей любви! И точка!..» – Она на мгновение задумалась, словно улетела в своих размышлениях куда-то туда, в далёкие неведомые земли загадочного Востока, к своему Пашке-Пуху…

Венька счёл за благо завершить разговор и вышел за ворота конюшни. Пошагал к манежу, где кто-то репетировал…

За форгангом турнисты крутили свои ризенвелли, банолло и прочие зитцен-трюки. Макали кисти рук, забранные в кожаные накладки, в магнезию, с шуршанием потирали ладонью о ладонь, хлопали ими друг о друга для куража и снова шли на трюки. Ребята были молодыми. Трое из них – недавние выпускники циркового училища, двое – из спорта, в статусе мастеров. Как всегда в мужском групповом номере – подколы, каламбуры, гусарский трёп…

Венька подошёл в тот момент, когда шло бурное и красочное обсуждение некой красотки, которую каждый из них с превеликим бы удовольствием…

Венька скривился. Даже при всём его «рабоче-крестьянском» воспитании до таких мерзких слов он в мужских разговорах не опускался. Не любил. Считал это похабством, пижонством и пустобрёхством.

Прислушался. Напрягся. Речь шла о некой «лошаднице». Один турнист исполнил несколько перелётов с турника на турник, приземлился на мягкий страховочный мат и стал красочно описывать свои познания в камасутре. Ему было что предложить той самой «лошаднице»…

– …Да она, говорят, замужем.

– Ты чё, не в курсе – жена, чей муж работает в другой программе, уже наполовину незамужняя! Пользуйся моментом! Сколько той жизни! Ха-ха-ха!..

Венька вдруг понял, что речь идёт об Ивановой. Его Свете! То есть, конечно же, Пашкиной. Их Свете!..

У него на секунду от ярости померкло в глазах. Такого прилива гнева Венька давно не испытывал. Он перепрыгнул через барьер манежа.

– Ты что сказал, щенок?

– Э-э, дядя! Ты чё, с купола рухнул? Какого… на манеж без сменной обуви, тут люди репетируют!

– Это ты – люди? Это вы – люди? – Венька играл крыльями носа, сжав кулаки.

– Слушай, дядя, вали, не испытывай судьбу! – Пять крепких молодцов с выпуклыми буграми бицепсов-трицепсов, с полукруглыми мышцами спины, именуемыми у спецов крыльями, нахмурились и приняли угрожающий вид…

…Двое сразу рухнули на маты. Один из них, кажется, был в глубоком нокауте. Третий попытался смазать Веньке по