Вольту с задорным ожиданием, подкреплявшимся взглядами окружающих. Альбузар молча слушал своих кондотьеров, однако его лицо с каждой секундой принимало все более хитрое выражение.

— Есть одна, да, — задумчиво протянул «Коротконогий», и в его глазах почти невидимо для наблюдателя стали проявляться озорные блики, зернами интриги рассыпающиеся по зрачкам и движениям серых бровей, — Правда, не для всех она веселая…

Надев на себя саван театрально безмолвия, призванного нагнести заинтересованную тишину среди притихших слушателей, матерый кондотьер приступил к рассказу:

«Давно это было. Я с Гильдией уже не первый год дела веду, и когда мы с ротой еще на юг не ходили, а работали только на равнине, раньше часто останавливались на постой в городах, где есть их кварталы. Отдыхали в специальном… можно сказать, жилье. Как мы сейчас, только раньше рота меньше была, и в квартал влезали все. Это похоже на гостиницу, но совершенно бесплатно, когда ты в найме, ясное дело. Комнаты, туалеты, кухня, даже мыться можно спокойно! В Гильдии со всем порядок, и в бытовых вопросах тоже. Так вот, праздники у них тоже есть, они ведь живые люди. Правда, стоит уточнить — праздничные дни у членов Гильдии свои. Особенные и обособленные. На общие праздники гильдейским, как бы помягче сказать… насрать…», — Альбузар картинно пожал плечами, забавно выражая деланное и во многом ехидное сожаление.

— Мы с вами уже давно на большие расстояния за один присест не мотаемся, поэтому вы можете не знать, что гильдейские в дороге праздники не отмечают, поскольку Дорога для них дом и в целом святая опора. Ее нельзя осквернять неподобающим, гнусным поведением, а также излишествами…. Когда же светлый день застает их на постое в квартале, никто не стесняется — можно и выпить, и наесться до отвала, благо готовят там сносно, пусть и незатейливо. Тупорылая западная знать на этих застольях не собъется, подсчитывая количество блюд. Все, кто в тот момент находятся в квартале, могут принять участие в застолье, будь то наемники, вроде нас. В один из таких дней, после крепкой попойки с бессчетными тостами во имя Дороги, здоровья ящеров и острого глаза, я просыпаюсь рано утром с гудящей головой, в которой словно резвится ящеренок… Продрал глаза я вынужденно, и причина — женщина, которая работает при кухне и комнатах. Она громко и неразборчиво булькала примерно в той части коридора, где находился туалет. Мне было настолько неохота вставать, что Боги не надиктовали Древним таких слов, чтобы те выбили их в вечном металле и передали нам…

Я еле стою на ногах, кое-как, сердце дико бьется, я задыхаюсь, значит, от похмельной слабости и… и меня чуть ли не задувает обратно в комнату настолько густой запах дерьма, что у меня ноздри с ушами изнутри стали коричневыми, не иначе! Меня мутит, я хочу выпустить из себя не только отвращение, но и возмущение тем, что происходит, но сдерживаюсь. Негоже такому тертому и заслуженному кондотьеру выворачивать нутро в гильдейских покоях! Зажимаю рот руками, и упорно иду на звуки, которые по-прежнему издает та женщина. И что же за жуткая картина возникает перед моими мутными глазами?! Бедняжка согнулась у ниши, в которой находится туалет, оперлась спиной на стену, и клянет всех гильдейцев почем свет стоит. А между руганью так резко наклоняется и рыгает в половое ведро от отвращения… А запах дерьма только набирает силы! Тут уже не выдерживаю я, отбираю у несчастной это чертово ведро, и смачно, с рыком добавляю туда все, что осталось от вечернего праздника. Она замолкает от ужаса, ведь за слова, которые она напроизносила, ее легко могли не только выгнать с работы, но еще и выпороть! Но мне нет дела до ее ругани — я как заколдованный смотрю на коричневые отпечатки ладоней, которые цепочкой пляшут и уходят по стене туалета, что добротно вымазан свежим говном. Мы с этой женщиной, как опытный охотники, значит, молча, на дрожащих ногах, с трудом доходим по этому короткому следу к комнате, на двери которой засохшие отпечатки исчезают… Да, парни, эту дверь действительно не стоило открывать! Зато так Альбузар Вольта стал самым быстрым сыщиком Гильдии! Я за минуту раскрыл и доказал это страшно ароматное преступление! Один из молодых погонщиков оказался настолько пьян, что ночью попытался попасть в туалет, чтобы справить нужду, но перенапрягся, и не успел снять штаны! А пока пытался вытряхнуть то, что нежданной колбасой ухнуло в его портки, потерял равновесие и упал! Полного сил парня никак не устраивал расклад остаться на ночевку среди загаженного сортира, поэтому он в панике начал хвататься за стены и водить по ним руками, которые были полностью… ну, вы понимаете, в чем. Это чучело измазало весь туалет! Да так, что художники из Горной Страны, которых так любят привечать тамошние богачи, обзавидовались бы его мазкам! Каков рельеф! Какова подача! Дрожащими руками, на ощупь, парень упорно брел по темному коридору к заветной постели и оставил нам отметины, которые сопровождали его скорбный путь в несколько метров. Днем, когда все проспались, начался такой ор, что с ума можно было сойти. Это героя звали то ли Кираль, то ли Тураль — странное имя. Имя, которым его большие никогда не называли! Слухи расползаются по Гильдии довольно быстро и скоро его называли не иначе, как Коричневый…

Грубый солдатский хохот сотряс помещение столовой — казалось, от его раскатов начали коротко позвякивать ложки и остальные кухонные приборы. Утирая с довольным видом тонкую полоску слез, заполнивших кайму нижнего века, Альбузар, неторопливо перевел взгляд на ошарашенного Ральфа, так и не прикоснувшегося к пище:

— Чуть не забыл. Приятного аппетита, северянин…

Глава 7-9

7

Перед отрядом, объединенным карательной миссией, робко возвышалось подобие настоящих крепостных стен — Ральф неоднократно видел могучую стать древних замков рыцарских фамилий Вейтендайля, и мог сравнивать. Сердце владений местного суверена, повинного в непростительно дерзком нападении на обоз, отгородилось от мира частоколом из толстых бревен, установленных на каменном основании. Вейссера поразила глупость и скотство людей, посмевших поднять руку на Дорогу и Гильдию — единственную в этих краях полноводную нить цивилизации, питающую и облагораживающую окрестности своим течением. Впрочем, толкнуть суверена на подобное преступление мог яд долгих лет безнадежной зависти к достатку соседей, дорогому камню их родовых замков, или даже драгоценности, безвкусно навешанные на жен. Честно говоря, Ральфа не слишком заботила судьба обреченных людей, даже если бы Гильдия ошибочно определила виновных. Сейчас бывшего рыцаря Рейнеля заботила лишь демонстрация себя в