коллегам. Орудж-бей был введен в состав посольства как человек надежный и доверенный, кроме того, знающий испанский язык. На последних порах он занимался секретарскими делами и обстоятельно и регулярно информировал шаха о европейских странах, правящих династиях, о политике, проводимой ими, о войнах, имевших место в тамошних краях. Орудж-бею вменялось в обязанность осуществлять поручения его величества, вести записи своих наблюдений и впечатлений, а по возвращении представить их шаху. Идею о направлении посольства в европейские страны шаху Аббасу внушили братья Шерли; в ту пору отношения с Турцией ухудшились, и шаху нужно было заручиться поддержкой, найти союзников в Европе. Отношения с Высокой Портой дошли до того, что шах Аббас велел сбрить бороду посланника султана Мохаммеда Третьего и отправить его восвояси.

Надежными союзниками могло бы стать Испанское королевство, владычествовавшее в Западной и Южной Европе, переживавшее свой «золотой век». Королевство баснословно разбогатело за счет привозимого из Нового Света золота.

* * *

В пору ухудшения отношений Персии и Оттоманской империи в Исфаган, на аудиенцию к шаху пожаловал британец, представившийся под именем Энтони Шерли. Здесь он отрекомендовался как двоюродный брат шотландского короля Джеймса. Сопровождающая его свита состояла из тридцати двух человек. Явившись во дворец, господин Шерли убедил шаха Аббаса, что христианские страны в целях борьбы с общим врагом – Турцией – готовы заключить договор с сефевидским правителем, для чего его миссия и прибыла сюда.

Христианские джентльмены прибыли как раз вовремя, ибо шах сам намеревался отправить в Испанское королевство миссию с совпадающей во многом целью. Вообще на Запад гонцов отправлял он частенько. Ибо, пока один держит путь в Европу, другой направляется обратно, чтобы, так сказать, оперативно информировать шаха. За восемнадцать лет до визита братьев Шерли Непобедимая Армада Испанского королевства нанесла османцам сокрушительный удар близ Лепанто. Этот успех был достигнут с помощью Священного Союза, в который входили Рим и Ватикан.

Сэр Энтони Шерли напомнил шаху, что помимо Испанского королевства в Европе существуют и иные монархии, и он встретится и доложит европейским королям о намерении шаха. Речь шла о Франции, Польше, Венеции, Британии и Шотландии. Шотландец деликатно намекнул, что было бы неплохо отправить дары и означенным венценосцам, ибо в Европе это вошло в традицию.

Замысел шаха заключался в том, чтобы испанцы в бассейне Средиземного моря нанесли удар по флоту Османской империи, в таком случае кызылбаши, которых европейцы знают как персиян, со стошестидесятитысячным войском нападут на османцев с суши; однако для этого сефевиды нуждаются в дальнобойных пушках. Сэр Энтони посоветовал шаху написать письма королям и дать ему рекомендательное письмо, уполномочивающее вести переговоры с христианскими правителями; и добился этого. Шах Аббас снабдил европейцев и охранной грамотой-фирманом для беспрепятственного передвижения по Персии и оказания им подобающей помощи и почтения. К посланцам присоединились и двое португальских монахов. Шах проявил к ним любезность и обращался к ним со словом «падре».

Увы, Шерли оказался далеко не бескорыстным визитером, вернее, ловкачом, – позднее, обманув сефевидских посланников, он сбыл предназначенные августейшим адресатам дары на европейских рынках…

Вернемся к отъезду посольства. Шах принял каждого из миссии по отдельности. Беседа его с кумом Орудж-бея продлилась больше. Но кому какое задание дал шах, осталось тайной. Напоследок он собрал всех вместе и наказал, чтобы ничего не предпринимали без ведома шотландского миссионера.

– В стране, куда вы отправитесь, совершенно другой уклад жизни, и нравы, и одежда, но вы должны приноровиться к тамошним порядкам, может быть, там черное называют белым и наоборот, это не ваша забота. Но будьте начеку, чтобы шайтан не закрался в ваше сердце, по возвращении, иншаллах, каждый получит оценку, которую заслужил.

Затем, в сопровождении придворных, они пришли на площадь, запруженную толпами горожан. Главой большого посольства был Гусейнали-бей Баят, в состав входили четыре катиба-секретаря, включая Орудж-бея, пятнадцать помощников и прислуга.

Багаж и подарки погрузили на 32 верблюда, а сами путники сели на лошадей.

После почти двухнедельного пути добрались до Казвина, остановились в бывшем шахском дворце и здесь же запаслись дополнительными дарами для европейских монархов.

За восемь дней пребывания в Казвине Орудж-бей дважды навестил семью, свиделся с женой и сыном; мать его, Зейнаб, лишь на год пережила отца и покинула бренный мир. Орудж-бей посетил могилы родителей, сходил в мечеть, совершил молитвы и вместе с ахундом произнес заупокойную молитву.

На душе у него было неспокойно, – дорога предстояла дальняя, и неведомая. Что ждало его в долгом странствии?

Прощаясь с семьей, он приласкал сына:

– Отец твой пускается в дальний путь. Когда вернусь, привезу тебе много подарков. – Он переглянулся с женой Фатимой, она улыбнулась, а в глазах проступили слезы.

– Береги себя, – выдохнула она.

На дворе заржала лошадь. Конюший держал ее за узду. Еще несколько человек пришли провожать его. Среди них были и сыновья Зияд-хана и Зульфугара Гараманлы.

Когда он выезжал из ворот, Фатима по обычаю плеснула воду вослед мужу и его спутникам, дабы любимый человек благополучно совершил странствие и вернулся в добром здравии.

VII

Аравитянка Фатима

Говоря точнее, она была не чистокровной аравитянкой, а полукровкой, с примесью цыганской крови.

Черные пышные волосы, прядями ниспадая, заслоняли белое луноподобное лицо, будто прикрывая и пряча его, как у человека с повинной душой.

Орудж-бей впервые увидел лицо Фатимы при свете свечи, приподняв фату…

Ему тогда было восемнадцать лет, и он только что вернулся с похода в Иракскую Аравию после штурма Багдада.

Он лежал у себя в шатре, просторном, в отличие от палаток рядовых воинов. И над шатром начальника гвардии стражников, как и подобало, развевался стяг Сефевидской державы с изображением щита, меча и луны посередине, окруженный двенадцатью кругами, символизирующими двенадцать имамов. Рядом был водружен и флаг кызылбашей, указывавший, как положено, родовую принадлежность военачальника.

Был конец мая. Орудж-бей сквозь приоткрытую дверь шатра созерцал далекие мерцающие звезды, и таинственные светила нашептывали ему некое вещее знамение… Вдруг в проеме шатра проступила тень, и кто-то движением пальцев подал ему знак выйти. Орудж-бей поднялся и вышел, подозвавшим его был бедуин с чалмой на голове и прикрытым лицом, – одни глаза поблескивали. Рядом с ним стояла женщина в чадре, из-под которой виднелись широкие шаровары, которые носили только женщины. И чалма у представительниц прекрасного пола отличалась от мужской и представляла собой полоску цветистой льняной ткани. Но тут, по линиям чадры, облегавшей голову, можно было догадаться, что женщина без чалмы.

Бедуин, приблизившись, что-то шепнул на ушко бею по-арабски. Орудж-бей ничего не понял. Бедуин заговорил громче, усиленно жестикулируя. Теперь он напоминал