горевали, как страдали, зная, что это его вина. Он… он п-показал м-мне— Рыдание прерывает мои слова, и я плотно сжимаю губы.

Понятия не имею, почему я скрываю от нее тот факт, что Джонас жив — или, по крайней мере, был жив на прошлой неделе. Но что-то кажется неправильным признаваться в том, что я его видела.

— Насколько нам известно, его убил Тоби.

— Нет, он бы сделал это раньше, если бы это было так просто.

— Господи, мам, — киплю я. — Не могу поверить, что ты на его стороне.

— Я не на его стороне. Я на твоей стороне, детка, всегда. Я просто думаю, что он не такой законченный монстр, каким ты его себе представляешь.

— Клянусь Богом, с тобой что-то чертовски не так, — заявляю я. — Он причинил мне боль, мама. Он вырвал мое сердце и растоптал его просто ради гребаного удовольствия. Ты должна сидеть здесь, угрожая его жизни за то, что он причинил мне еще больше боли, чем я уже испытала. Не сражаться за него. Не пытайся заставить меня дать ему еще один шанс.

— Я не пытаюсь заставить тебя что-либо делать, Джоди, — огрызается она в ответ. — Я просто хочу, чтобы ты увидела, что у этого есть две стороны, что ты не единственная, кто страдает.

— Почему тебя это волнует? Ты его даже не знаешь.

— Я знаю, как много он для тебя значил, и я знаю, как сильно он страдал, и я не могу не чувствовать себя отчасти виноватой за это. Если бы я просто не сидела сложа руки и не принимала то, какой была моя жизнь с Джонасом, возможно, я могла бы…

— Чувство вины. Ты, блядь, издеваешься надо мной?

— Я не знаю, Джоди. Я не знаю, что чувствовать. На прошлой неделе я оплакивала своего любящего партнера. На этой неделе я узнаю, что он был монстром, который фактически убил моего сына.

Я ахаю, не понимая, что она знала это.

— Тоби рассказал мне. Он рассказал мне, как Джонас превратил Джо в монстра, заставил его выполнять его приказы. Мужчина, которого я любила всю свою жизнь, сделал это с нашим собственным ребенком. Я не… я не— Она падает обратно в кресло и роняет голову на руки. — И теперь я тоже потеряла тебя, и я не знаю, что делать, — рыдает она.

Мое сердце разрывается из-за сломленной женщины передо мной, и внезапно я понимаю это. Она так же противоречива во всем этом, как и я.

Хотя я ненавижу Тоби за то, что он сделал, эта привязанность, это желание все еще трепещут у меня под кожей.

Связь, которую мы разделяли. Это было нечто. Что-то сильное. И я не уверена, как я могу просто покончить с этим, как будто этого никогда не существовало.

— Я знаю, мам. Я знаю, — говорю я, опускаясь перед ней на колени и отводя ее руки от лица. — Мы собираемся пройти через все это. Вместе.

Она кивает, слезы продолжают капать с ее ресниц. — Прости, что давила.

— Все в порядке. Я знаю, ты просто пытаешься помочь.

— Ты всегда для меня в приоритете, Джо-Джо. Всегда. Надеюсь, ты это знаешь. Я просто… Я хочу помочь. Я хочу, чтобы мы все смогли двигаться дальше от этого, и, несмотря на то, что никогда не встречали его раньше, я вроде как чувствую связь с ним через все это.

— Я тоже в замешательстве, — шепчу я, опускаясь обратно на задницу. — Он написал мне ранее.

Ее глаза удерживают мои, умоляя меня открыться.

— Он извинился. — Говорю я, игнорируя тот факт, что он наблюдал за мной в то время. Может, я и не искала его, но я, блядь, хорошо знала, что он был там.

— И что теперь, детка? Ты возвращаешься домой? — спрашивает она с надеждой, наполняющей ее глаза.

— Завтра я приступаю к работе. Я собираюсь остановиться у Сары просто потому, что это ближе. Я вернусь на следующей неделе, — обещаю.

— Хорошо, — печально говорит она. — Прости, что скрывала все это от тебя.

— Я знаю, — говорю я печально, снова поднимаясь на ноги.

— Позвони мне в субботу и дай знать, как прошла твоя первая смена.

— Я так и сделаю, — соглашаюсь я, внутренне содрогаясь от того, что повлечет за собой этот сдвиг. Мне это больше не нужно. У нас есть деньги. Но дело не в этом. Я хочу сама за себя расплачиваться, быть самостоятельной женщиной.

Эмоции застревают у меня в горле и жгут глаза, когда я выхожу из маминого дома в темную ночь снаружи.

Плотнее запахнув пальто, я иду вниз по улице. Воздух наполнен ароматом надвигающегося дождя, темные тучи тяжело нависают надо мной. Часть меня жаждет этого, но другая часть знает, что это просто вернет меня в ту ночь с ним. Ночь, когда все было легко, весело. Когда я могла позволить ему просто забрать всю мою боль и огорчение и превратить их в смех и желание.

Я даже не дошла до конца улицы, когда замечаю позади себя медленно движущийся свет фар.

— Черт возьми, Тоби, — шиплю я себе под нос.

Достав свой мобильный, я набираю быстрое сообщение.

Джоди: Я должна вызвать полицию из-за твоей назойливой задницы.

Несмотря на то, что он за рулем, его ответ почти мгновенный.

Тоби: Я думаю, ты бы скучала по мне. Как поживает твоя мама?

Джоди: Пытается убедить меня поговорить с тобой. Я просто пытаюсь вспомнить, как легко ею манипулировать.

Тоби: Ой. Хотя я думаю, что в ее словах есть смысл. Тебе действительно стоит поговорить со мной.

Джоди: Ты этого не заслуживаешь.

Тоби: Скажи мне это в лицо.

Я двигаюсь так быстро, что у рациональной части моего мозга нет шансов остановить меня. Я выскакиваю на дорогу и стою, уставившись на мужчину за рулем машины.

Он вздрагивает, когда видит, что я стою там. Может, он и едет медленно, но шок не позволяет ему действовать так быстро, как, я уверена, ему хотелось бы, и капот машины не останавливается, пока не оказывается в нескольких миллиметрах от моих ног.

Мое сердце громыхает, позволяя мне чувствовать его неистовое биение каждым дюймом моего тела. Мои кулаки сжимаются от разочарования, когда он распахивает дверь и выбирается наружу.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Хочешь поговорить? Давай поговорим, — выплевываю я.

Его глаза встречаются с моими, когда он огибает дверцу машины. Они светятся от волнения, что я признала его, но в них также есть что-то более темное — и не только тени от того, что он явно не спал.

Вид его передо мной на несколько секунд делает меня бесполезной. Связь, которая всегда существовала между нами, по-прежнему сильна, как никогда, и сбивает меня с толку еще больше, чем я уже есть.

— Здесь? — рычит он, глубокий тембр его голоса поражает меня именно там, где не должен.