рассказывать, да и соврёшь чего-нибудь! — при этих словах хозяин кабинета весело рассмеялся. Тимофей устроился на стуле, пододвинул поближе вазочку с орешками миндаля, принялся хрустеть. Палыч, увидев вошедшую в кабинет Зульфию, уточнил:

— Зуля, ты старую заварку вылей, и свежей насыпь, Олегычу — только живой чай! — и ещё раз обратился к гостю:

— Ну, ты чего молчишь? Рассказывай!

Палинский отодвинул вазочку:

— Такая замануха ваши орешки! Как начнёшь, так остановиться невозможно. Честное слово! Я, Пал Палыч, сейчас детективной деятельностью занимаюсь. Даже отпуск для этого взял.

Гергиани усмехнулся:

— Трубку ещё, как у Холмса, не купил?

— Да вы не смейтесь, я серьёзно. С утра пораньше посетил Попова.

— Ну-ну, продолжай — уже интересно становится. Похоже, Валерка тебе знатно по ушам проехал?

— Да, я только что от него. Он мне такую историю жуткую рассказал, что даже и не знаю — верить или нет.

Пал Палыч покивал:

— Человек пожилой, может и заблудиться в фантазиях. Ну расскажи, что он тебе поведал.

С приготовленным свежим чаем подошла Зуля, и разлила янтарный напиток по чашкам. Сделав глоток, Тимофей приступил к рассказу. Гергиани подсмеивался, слушая описания времяпровождения бездомных, но когда гость дошёл до описания убийства в подвале, тотчас сделался предельно серьёзным, собрал на переносице хмурые складки, и уже до самого конца повествования не проронил ни одного слова. Закончив, Тимофей развёл руки:

— Вот такую историю, Пал Палыч, он мне и рассказал. И знаете, меня как-то закусило в уме. Подумал, ну не может такого быть, чтобы страшное злодейство, произошедшее через дорогу от горотдела милиции, не получило должного расследования! Ну не может такого быть! Если это правда, то там ещё что-то произошло. И вот это «что-то» теперь меня покоя лишило. Или это всё — бред безумца? Такое ведь тоже может быть — ну напридумывал психически больной человек разных небылиц. Свидетелей же нет! Мели, Емеля, кто мешает? Один нагородил сказок, а второй домыслил остальное. Попов-то, тоже уже старенький совсем. Одному дома скучно. Что думаете?

Гергиани молчал. Что-то крутилось в его многомудрой голове, сверялись и сопоставлялись разные слова, в памяти появлялись целые блоки информации. Он размысливал и не такие сложные схемы, как эти два рассказа плюс городская легенда о мифическом чёрте-проказнике. Да, в самом деле, Тимофей прав — недоверие вызывает только повествование антиквара, ему нет надёжного подтверждения. Легенда о чёрте, обитающем в подвале пустого дома, им вообще не учитывалась, легенда она и есть легенда — байка на поживу хмельного языка, грош ей цена. Но рассказ Афанасьева — тут не отмахнёшься, Лёха никогда попусту не болтал, а уж тем более глупостей не рассказывал. Да и чего бы ему было врать — Тимофей, это не клиент в коммерческой схеме, а старый знакомый со странным, но тем не менее, обывательским интересом. Здесь дело совсем в другом, и именно по этой причине детальная информация в какой-то момент начинает ускользать, теряться. Наконец, он пришёл к какому-то заключению, и покачав головой, взглянул на собеседника:

— Так, Олегыч, послушай меня — для начала успокойся, и не принимай эту историю так близко к уму и сердцу, тебя это не должно беспокоить. Тебе ведь просто любопытно, так?

Тимофей согласился:

— Так и есть.

— Тогда смотри сюда внимательнее — судя по всему, в том подвале что-то действительно произошло, и скорее всего, всё-таки убийство. И врал бомж Витя, или нет — это не важно, совершенно точно только то, что убиты были несколько человек. И это — люди, а не собаки. Живые люди, такие же, как и мы с тобой, несмотря на разные наши судьбы. Обстоятельства жизни у всех свои, у них вот так вышло.

Судя по рассказу того бомжа, что тебе Валера наговорил, подтверждается история, которую Лёха Афанасьев рассказал — менты сами советовали не лезть с расспросами. То есть, дали ему понять, что дело это — «грязное», и лучше не мараться.

И что я хочу сказать — если это всё действительно произошло, и так много людей погибло, но при этом не произошло никакого резонанса в городе, а только легенда про чёрта появилась, то значит, что история эта — с неким «душком», закрытая история, не для всех. Думаю, нужно бросить это дело, и не лезть дальше. Послушай старика, я тебе только добра желаю.

Палинский заёрзал на своём стуле, и возразил:

— Пал Палыч, у меня натура такая противная — если меня что-то заинтересовало, и я не нахожу логики в возникшем вопросе, то уже не могу успокоиться, пока не разберусь до конца. А в этом деле как раз всё непонятно, и всё не логично, хочу выяснить, что же там произошло на самом деле. Вот, по-честному вам признаюсь.

Пал Палыч сморщил лоб, снял с переносицы очки, положил их на стол, выдержал паузу, и ответил

— Ну хорошо, дело твоё, я же не воспитатель — поговорю с Семёнычем, может он что подскажет, всё-таки тридцать лет в милиции отслужил, слышал-видел много чего. Вечером должен зайти. Если конкретное будет, я тебе после позвоню, и скажу, чтоб ты в гости ко мне сюда зашёл. И запомни — по этому делу ничего по телефону не говори. Ни мне, никому либо ещё. Понял?

— Понял, хорошо. Тогда я пойду, не буду вас больше отвлекать.

Гергиани поднялся, протянул ему руку:

— Давай, Олегыч, до свиданья. Жди звонка.

*****

Выйдя из «Трёх пескарей», Тимофей отправился на остановку. Рабочий день давно закончился, общественный транспорт пустовал, он спокойно сел на любимое место возле окна, и погрузился в свои мысли: «А может, Палыч прав — оно мне надо? Зачем ковыряться в этом древнем дерьме? Ну, дом и дом — что там интересного могло быть? Произошло преступление? Но я же не полиция — разматывать клубок происшествий полувековой давности. Что-то мешает отключиться от этого дела. Но что? Рите позвонить, или заехать — пусть погадает на Таро. Нет, не сто́ит, и так уже надоел. Ладно, Палыч, надеюсь, с Чащиным свяжется — поди не откажет, с ним поговорю, там и будет видно, что дальше. Может скажет, — Да, там было «убили-поймали-посадили», — и все дела. Сейчас до дому доеду, посмотрю «Мальтийский сокол». Вот и да! Лучше ничего не придумаешь!».

Поужинав, он с подносом, на который составил «чайные принадлежности», прошёл к телевизору, и с наслаждением развалился на диване. На экране начали развиваться чёрно-белые детективные события. Исполнивший главную роль Хамфри Богарт разыскивал редкую статуэтку, заодно пытаясь сделать трудный моральный выбор между любовью и правосудием. Циничный