Таня уклончиво промолчала. В «нашей жалкой каморке» жилатеперь она.

– Мы еще второй этаж не смотрели, – сказала Таня,вспоминая, что дом был двухэтажный.

Гробыня облизала губы.

– И не посмотрим. Наш только первый. Вон там естьлестница на второй, но она заложена, – небрежно сказала она, кивая наглухую стену.

В этой небрежности Таня чутко уловила недовольство. Еще бы –вместо восхищения тем, как Склепова устроилась во взрослой жизни, охов, ахов,восторженного блеянья и беготни по трем комнаткам, Гроттерша нарушает правилаигры. Позор таким подругам!

– А кто на втором живет? – спросила Таня, просточтобы что-то сказать.

– Откуда я знаю кто? Говорят тебе: заложеналестница. – Склепова ковыряла вилкой в банке с таким раздражением, словнохотела, чтобы котлеты вновь стали фаршем.

– А, понятно! Значит, где-то с улицы должен бытьвход, – предположила Таня.

– Входа нет, – сказала Гробыня.

– Как нет?

– А так. Ты же меня знаешь: существуй он, я бы егонашла. Только через ставни, но они вечно закрыты, – уверенно ответилаГробыня.

– А как жильцы второго этажа к себе попадают? –спросила она.

Гробыня пожала плечами.

– А шут их знает как… Может, телепортируют, а может,вообще из дома не выходят. Ты меня грузишь, Гроттерша! Какая мне, блин,разница, кто живет у меня над головой? Мы с Гуней и дома-то не каждую ночьбываем.

Таня давно знала Склепову, изучила ее до малейших деталей.Голосом Склепова могла ввести в заблуждение кого угодно. Он мог становиться томягким, то вкрадчивым, то немного обиженным, то, напротив, грозным – и все втечение единственной минуты. Голосу, этому ловкому лгуну, верить не стоило. Ипоэтому Таня незаметно посмотрела на руки Склеповой. Ага! Хотя голос Гробынизвучит с восхитительной небрежностью, левой рукой она нервно вращает, почтидергает на пальце перстень.

«Темному магу нельзя иметь такие честные руки», –подумала Таня и спросила:

– А если там вообще никто не живет?

Почему-то довольно заурядная история со вторым этажом недавала ей покоя. Наверно, все дело было в магической интуиции, унаследованнойот прадеда и отца.

Склепова с интересом заглянула в пустой стаканчик из-подйогурта, как если бы ожидала найти там по меньшей мере алмаз.

– Нет, кто-то все-таки живет. Пару раз я слышала, как кто-тотам озабоченно ходит, что-то бормочет, иногда до утра. И снова – тишина.

– И вы так и не выяснили, кто это? – не поверилаТаня.

– Дорогая, – сказала Гробыня с пафосом. –Соседей, которые шумят только раз в месяц, отлично можно терпеть, даже если не понятно,как они попадают в квартиру. Мы с Гуней буяним куда чаще. И вообще ты меня скем-то путаешь! Я ведущая рейтинговой программы, а не детектив-недоучка…Поговорим лучше о тебе. Как у вас с Валялкиным? Он с тех пор не был в Тибидохсени разу?

Таня вздрогнула. У Гробыни был дар выискивать больные мозолии наступать на них всей пяткой.

– Откуда ты знаешь? – быстро спросила она.

– Пипенция растрезвонила, – кратко ответилаСклепова. – Она иногда мне звонит. Порой это «иногда» происходит чаще, чемя успеваю реально соскучиться. Зато с тобой другая история. Заляжешь на дно, датак, что без глубинной бомбы не всплывешь.

– Он мне пишет. И знаешь, письма у него хорошие. Онстановится глубже, развивается. Много думает, читает… – сказала Таня снежностью.

Гробыня внимательно наблюдала за ней, чуть склонив голову. Вэтом наклоне головы было затаенное ехидство.

– Так, значит, читает? – переспросила она.

– Читает, – кивнула Таня.

– Развивается?

– Да. Ты что, против?

– Почему «против»? Я всеми руками и ногами –«за»! – Гробыня привстала и метко запустила в Гуню огрызком морковки.

– Слышь ты, спина! Учись как надо! Люди сидят себе вбуреломе, газетки читают и развиваются! Не пристают к порядочным девушкам!

Гуня, как разбуженный медведь, глухо заворчал сзасасывающего диванчика.

– Ты еще не была у него? На встречу выпускников неприглашала? – допытывалась Гробыня.

– Нет.

– Но полетишь?

– Полечу.

– И когда? Завтра с утра?.. Да ладно тебе секретничать,Гроттерша! Я никому не скажу!.. Ну позязя, я же старая боевая подруга! Любишьего?.. О, Гуня, ты видел! Она кивнула! Она его любит!

– Склепова! – укоризненно воскликнула Таня.

– Что Склепова? Я же не на улице разболтала, а Гуне. АГуне… Гуне – это все равно что холодильнику, – оправдываясь, сказалаГробыня.

Не вставая, она телепортировала с полки банку с растворимымкофе и поставила ее перед Таней.

– Хороший гость обслуживает себя сам. Найди себегде-нибудь чашку, – предложила она.

– Ага, спасибо…

– Слушай, Гроттерша, чего-то еще хотела у тебяспросить… А тот второй прихехешник? Ну Пуппер? Пишет-то хоть?

Таня улыбнулась.

– Склеп, у тебя язык без костей!

Гробыня не на шутку заинтересовалась.

– А у тебя что, с костями? Интересная анатомическаяподробность! Больше никаких признаний сделать не хочешь?

– Отстань!

– Новенькое такое слово: «отстань!» Миллиард раз оттебя его слышала. Отстану, если скажешь: пишет или не пишет! – напиралаГробыня.

– Ну хорошо, пишет… Каждого четырнадцатогочисла, – призналась Таня.

– Как-как? – не поняла Гробыня.

– Каждое четырнадцатое число каждого месяца от Пуппераприлетает купидон, – повторила Таня.

Склепова недоверчиво посмотрела на нее.

– Да говорю тебе! Каждого четырнадцатого числа онприсылает мне письмо и букет.

Гробыня присвистнула.

– Гуня, слышишь, как у порядочных людей! Все по датам!Решено: ты будешь носить меня на руках строго по расписанию! Каждого третьегочисла каждого месяца! А каждое девятнадцатое число, так и быть, я буду целоватьтебя в нос. Повесь себе бумажку на зудильник! – крикнула она.