Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы… я забыла, как это называется… А! Вы бурлак?
Он вдруг остановился посреди улицы и захохотал. Громко и с удовольствием, как хохотал, когда обнаружил, что запер их с Сашей в своих владениях.
– Один – ноль, – сказал он. – С вами правда приятно разговаривать, Тоня.
Тонечку вдруг осенило:
– Слушайте! Вполне возможно, что мы зря сюда притащились! Сейчас службы все запрещены, храм закрыт. А где живет отец Илларион, я не знаю.
Они подошли к широкому, как меловая гора, приземистому, как княжьи палаты, широкому, как кольчуга тверича, храму.
Федор потрогал монументальную стену. Рука у него была загорелая, ногти острижены очень коротко, как у врача.
– Вроде бы открыто.
Он толкнул дверь, и она нехотя подалась – все как в тот раз, когда они приходили сюда с Сашей.
Тонечка первая, Федор Петрович следом, они зашли в сумеречный прохладный притвор, где оконца были словно из слюды, и потом дальше, в храм.
Здесь стояла тишина, горели лампады, разноцветный свет лился в высокие стрельчатые окна.
– Вот, – прошептала Тонечка, словно храм имел к ней непосредственное отношение и она имела право гордиться им и любить его. – Видите, какая красота? Я вам говорила!
И позвала негромко:
– Отец Илларион!
По-прежнему в храме звенела тишина, и, кажется, было слышно, как потрескивают перед ликами одинокие свечи.
– Отец Илларион, вы здесь?..
Тонечка оглянулась на Федора Петровича. Тот стоял, закинув голову, и рассматривал фрески и роспись купола.
Она забеспокоилась.
…А что, если?.. Если опять случилась беда? Храм открыт, значит, священник где-то здесь, но почему он не отвечает?!
– Отец Илларион! – почти закричала она.
Голос ее эхом отлетел от стен и потерялся в вышине, под куполом.
– Что вы кричите? – накинулся на нее Федор Петрович. – Нет здесь никого!
– Как это нет!..
И Тонечка почти побежала к иконостасу.
– Кто здесь?
Из алтарных врат показался священник – живой и здоровый, кажется, очень удивленный. Тонечку он не узнал.
– Храм закрыт, почтеннейшие, – заговорил он, спускаясь по ступенькам, – приходите, когда откроется. Молитесь по домам, что нам теперь остается.
– Батюшка, это я, Антонина, – Тонечка подбежала к нему. – Слава богу, с вами все в порядке!
– Вашими молитвами, – обрадовался Илларион. – Здравствуй, матушка. И вам… доброго дня, уважаемый.
– Отец Илларион, я внука Лидии Ивановны нашла. То есть мы вместе с Сашей нашли! Вот он, Федор Батюшков.
Федору Петровичу показалось, что она сейчас дернет его за полу и шепотом прикажет: «Поздоровайся с дядей, бестолочь!»
– Соболезную вашей потере, – прогудел священник, рассматривая пришельца. – Скорблю вместе с вами. Лидия Ивановна у нас бывала нечасто, коротко знакомы мы не были, но человек она хороший.
Федор кивнул.
Ему было неловко. Он не умел разговаривать со священниками, и его удивляло, что Тонечка разговаривает так запросто!
– Про погребение поговорить хотите? Это правильно, тело уж пора земле предать, а душу в руки Господу.
Федор опять ничего не ответил, и священник обратился к Тонечке, словно давая пришельцу время, чтобы собраться с мыслями.
– Как товарка себя чувствует? К доктору так и не обратились?
– Спасибо, все зажило, батюшка.
Священник вздохнул.
– По моему недосмотру, – сокрушенно объяснил он Федору, – только и исключительно по моему недосмотру матушки в храме Божьем подверглись нападению.
– Какому… нападению? – не понял Федор Петрович.
– Мы вам потом расскажем, – пообещала Тонечка.
– А у нас пропажа. В тот раз я и не заметил, а потом гляжу – нету. Все обыскал и, знаете, не нашел! Такое несчастье!
Тонечка вытаращила глаза:
– А что пропало-то, батюшка?
Отец Илларион поглядел по сторонам, словно решаясь. Сильно вздохнул и предложил:
– Ну, пойдемте, пойдемте из храма Божьего. На улице поговорим, чтоб не при святых отцах-то…
И широким шагом пошел прочь.
Тонечка на одну секунду замешкалась, потом свернула в правый придел, чтобы поздороваться с Серафимом Саровским. Она ведь так и не дошла до него в первый раз!..
Перед ликом горела лампадка, и Тонечке показалось, что Серафим улыбается ей. Тонечка немного постояла возле него и тихонько пошептала.
– Матушка, где ты там застряла? – позвал Илларион. – Мне двери нужно замкнуть.
Тонечка вышла на улицу, стянула с головы капюшон и прищурилась на солнце.
…Как хорошо!..
Как прекрасна и упоительна жизнь! Почему люди так старательно и с таким маниакальным упорством ее портят?.. Зачем?..
Отец Илларион погремел связкой длинных ключей, запер замки и осведомился:
– Здесь посидим, в садике, или… добро пожаловать к нам. У меня домик вон там, за крепостным валом.
И подбородком указал, в какой стороне этот самый вал.
Тонечке очень хотелось посмотреть, как живет отец Илларион! Сценарист в ее голове уже принялся торопливо набрасывать картинки, одна завлекательней другой.
С другой стороны, хорошо бы вернуться домой и все же проконтролировать дрова и уроки…
Пожалуй, она отказалась бы от приглашения, но тут Федор Петрович ее опередил:
– Давайте здесь посидим. Нам неудобно вас затруднять.
– Да какие ж тут затруднения, – возразил отец Илларион. – И рядом все. Ну? Отправимся?
И широко зашагал по древней брусчатке.
Тонечка потрусила за ним. Федору Петровичу ничего не оставалось, как присоединиться.
– Здесь крепостицу никогда не ставили, – говорил на ходу священник. – А вал соорудили, когда земли наши после монгольского нашествия вошли в Великое княжество Тверское. Вроде бы сторожевая башня была, на всякий случай поставленная. А вообще-то места дикие, людей мало. И не только славяне селились, но и финно-угорское племя. В четырнадцатом веке наш храм подняли, а в шестнадцатом Дождев стал селом дворцовым, то есть подчинялся приказу Большого дворца! Через нас торговые суда вверх шли, к Твери, и вниз, к Нижнему Новгороду. Солью торговали, сапоги шили, Иван Четвертый наши сапожки очень ценил!..
– Сапоги? – живо переспросила Тонечка.
Отец Илларион кивнул.
– Прошу прощения, – заговорил Федор Петрович, не зная, как правильно обратиться к священнику, слово «отец» решительно не выговаривалось, тем более они, должно быть, ровесники! – Может, мы просто переговорим и отправимся по своим делам? Мы у вас отнимаем время.
Было очевидно, что имелось в виду обратное – батюшка со своим любезным приглашением отнимает время у Федора Петровича!
– Да вы не беспокойтесь, – сказал священник добродушно. – Тем более уж почти пришли.
Сценарист в Тонечкиной голове за это время сочинил уже: батюшка живет в старом рубленом доме с высоким крыльцом, и чтоб непременно балясины и «резной палисад». Перед домом мальвы и кусты сирени, позади – яблоневый сад. На крылечке рыжий кот, в будке лохматая псина. В сенях пучки сушеной травы и хорошо пахнет. В горнице чистые полы, тканые дорожки, круглый стол, крытый льняной скатертью, на скатерти – кувшин нарциссов. В красном углу образа с лампадкой.
Дом священника был совершенно новый, кирпичный, похожий