что во мне этого особенного не было. Я был просто способным танцором. А в балете быть способным — это не значит быть хорошим.

Выезжая на трассу и набирая скорость, чтобы влиться в поток транспорта, Томми поразмыслил над этим.

— Мэтт как-то говорил что-то похожее.

— Том, что случилось с Мэттом?

Ридер тоже это почувствовал?

— Ты про ту ссору с Джонни? Она ничего не значит. Они с Джонни все время находят повод поругаться.

— Я не про то, — сказал Барт. — С ним что-то не так. Том, я знаю его больше десяти лет. Я смотрел, как он танцует и думал: «В нем есть что-то очень особенное». Думаешь, я не заметил?

Несколько секунд преданность заставляла Томми молчать. Но потом он не выдержал и сказал с отчаянной тревогой, которую Ридер наверняка различил.

— Барт, я просто не знаю. В нем будто свет погас. Я не знаю, что делать, и это пугает меня до чертиков, — Томми услышал дрожь в собственном голосе, разозлился и умолк. — Куда поворачивать?

— После этого третий.

Некоторое время они ехали в тишине.

— Не желаешь рассказать мне об этом, Том? Я давно его знаю и… как ты, наверное, догадался… он мне был небезразличен. Да и сейчас нравится. Думаю, я смогу понять лучше, чем большинство других.

Томми свернул в указанном месте. Искушение было огромным. Ридер был старше, сам гомосексуален, старый друг Марио и наверняка смог бы понять кое-что из их общих забот. А Томми так долго не выпадало возможности кому-то выговориться.

Анжело подошел бы отлично, но с ним я поделиться не могу. Только не этим.

Он остановил машину перед домом, на который указал Ридер.

— Как я уже говорил, в нем словно свет погас. Может, это из-за того, что он не может снова взяться за тройное.

— Я был прав насчет вас двоих, да? Вы любовники.

За все эти годы Томми ни разу не слышал, чтобы их отношения обозначали такими словами — очень просто, с полным принятием. Он вдруг ощутил, что готов расплакаться от облегчения.

— Да. С той поры, как я был подростком.

— Это долго.

— Правда? Может быть. Я не знаю, как это у других.

Томми, впрочем, никогда и не стремился узнать. Запинаясь, подбирая слова, он рассказал Ридеру, как искал Марио и как нашел — погасшего, тень себя прежнего.

— Некоторое время все было нормально. Но мы репетируем это шоу, и ему становится все хуже. Я сначала думал, что он устал летать, но ты же слышал, что он говорил Джонни. Раз уж одни разговоры о полетах так его воодушевляют… А может, это из-за меня… Боже, Барт, я чувствую себя виноватым. Словно я из него жизнь выбил.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — осторожно проговорил Барт. — Кто-то из вас… — он слегка замялся, — увлекается… садизмом?

Встретив ошарашенный взгляд Томми, он аккуратно пояснил:

— Кто-нибудь из вас… получает удовольствие от причинения боли другому?

Хлыст, связывание, еще что-то в этом роде.

— Господи помилуй, нет! — выпалил Томми. — Я о таком даже не слышал! Я не про то. Просто… обычно когда у него бывало очень плохое настроение, он затевал ссору на пустом месте, все заканчивалось дракой, и я в ней был не победителем.

Но… но лучше ему от этого не становилось. Его потом жутко грызла совесть. А несколько дней назад он снова начал задираться, а я… я не выдержал и отлупил его. Теперь я сильнее него. Не знаю, может, такой поворот его доконал, может… может, это и есть то, о чем ты говорил… Барт, я поступил неправильно? Если ему необходимо меня бить…

Барт медленно покачал головой.

— Я знаю, какой он неуравновешенный ублюдок. От тебя определенно нельзя ожидать, что ты будешь смиренно подставлять щеку каждый раз, когда на него накатит. Но если бы он ловил от этого кайф, ты бы понял.

— Я все думаю… — нетвердо выговорил Томми, — может, дело в том, что я взрослый.

Я знаю, некоторым мужчинам нравятся только дети. Может, после этой драки он понял, что я вырос, и это его отвернуло… Ну, я взрослый, я уже не мальчик, и он больше меня не хочет. Только мы партнеры, Барт. Другое дело, если бы он захотел найти себе кого-то еще… Черт побери, я бы, конечно, не остался равнодушным, я люблю его, но я бы попытался смириться. Я просто хочу, чтобы он снова стал прежним. Каким должен быть. Я люблю его.

Томми сглотнул и умолк.

— Я вижу, — мягко сказал Барт. — С такими, как мы, это нечасто случается.

— Я не хочу от него уходить. Если меня не будет, у него останется только семья, а они сводят его с ума. Он снова исчезнет, и Бог знает, что с ним станет на этот раз. Он успел загреметь в тюрьму в каком-то жутком месте возле мексиканской границы. Он не говорит об этом, но там, наверное, было ужасно. Проклятье, понятия не имею, зачем рассказываю тебе все это … ты все равно ничем не поможешь.

Ридер взял его за руку.

— Все, что ты можешь сделать — продолжать в том же духе.

— Но я ничего не делаю, — возразил Томми. — Это меня и убивает.

— Еще как делаешь. Ты остаешься рядом с ним, и он может тебе доверять. И если он хоть как-то справляется, это благодаря тебе, Том, и неважно, понимает ли он это. Не бросай его, — Ридер взглянул на дом. — Зайдешь выпить?

Томми колебался, и Барт хмыкнул.

— Нет. Пожалуй, не в этот раз. Ты сейчас не в той форме, чтобы это оценить. И… возможно, тебе не следует надолго оставлять его одного. Если он сейчас полон виски и кодеина, то все нормально, но когда он