первыми. Они не участвовали в смуте римских легионеров, прекрасно понимая, что с ними никто не будет церемониться: они не обладали привилегиями римлян, особеннно правом провокации, которое позволяло римскому гражданину просить общее собрание легионеров о помиловании, даже если сам главнокомандующий приговаривал его к смерти. Что же касается италийских и прочих союзников Рима, то каждый из них мог в любой момент подвергнуться смертной казни за неповиновение.

Трибуны во время совещания предупредили Лабиена, что у Даскона стоит лагерем десятитысячный отряд мятежников и, если он решил вести легионы к Мессане, столкновения с ними не избежать. Поэтому они советовали ему выступить незаметно, ночью, и обойти лагерь противника.

– Я прибыл в Сицилию не для того, чтобы спасаться от преследователей, – возмутился Лабиен. – Нет, если враг захочет сразиться со мной, я не стану уклоняться от сражения, имея под своим началом хорошо обученных и к тому же испытанных в боях воинов. Разве это не те солдаты, которые в позапрошлом году обратили мятежников в бегство при Скиртее?

Лабиен и его трибуны еще не знали, что десятитысячное войско восставших под предводительством Бранея минувшей ночью покинуло свой лагерь под Дасконом и, выйдя к морю возле Леона, двинулось на север вдоль побережья. Браней выполнял полученный им приказ Афиниона – как можно скорее привести своих воинов в лагерь под Мессаной.

Лабиен, выслав вперед конных разведчиков, повел войско прямо на Даскон. Вскоре разведчики донесли, что лагерь мятежников пуст. Еще через некоторое время они обнаружили врага на полпути между Сиракузами и Ксифонией.

Браней же, узнав о том, что римляне, покинув свой лагерь под Сиракузами, следуют за ним, приказал своему войску остановиться и строить лагерь на ближайшем от дороги холме.

На следующий день, около полудня, показались римляне. Браней вывел из лагеря всех своих воинов и расположил их на равнине неподалеку от моря.

Лабиен приказал своему войску сменить походный порядок на боевой. С обеих сторон бросились друг на друга легковооруженные, и вскоре закипело сражение.

Небо было обложено тучами, с моря дул холодный ветер. До самого вечера не смолкали яростные крики сражающихся и лязг оружия. Исход сражения решен был в центре, где повстанцы, хотя они дрались с большим упорством, не выдержали натиска отборных римских легионеров, которых возглавил сам Лабиен, и начали беспорядочный отход к своему лагерю. Раненого Бранея едва успели выхватить из свалки дерущихся. Битва прекратилась, когда совсем стемнело.

Из десяти тысяч воинов Бранея только семь тысяч вернулись в лагерь. Сам он был ранен в голову. Посовещавшись с командирами, галл послал конных гонцов к Афиниону с донесением о неудачном сражении у мыса Тапс и целесообразности вернуться к первоначальному плану, то есть попытаться уничтожить бывшее преторское войско ударами с фронта и с тыла. Браней еще не знал, что днем ранее у Мессаны произошло большое сражение и что киликийца уже нет в живых.

Лабиен с полным правом мог объявить себя победителем, что он и сделал, хотя враг не был им полностью разбит и потери в его войске тоже были немалые. Кроме восьмисот убитых римлян и союзников было около тысячи раненых, так что его войско сократилось до одиннадцати тысяч.

Весь следующий день римляне занимались погребением своих павших товарищей. Раненых Лабиен отправил в Сиракузы. Восставшие, запершись в своем лагере, ожидали приступа. После понесенных потерь они не могли вступить с римлянами в открытое сражение (многие из них были ранены, оставалось всего пять тысяч боеспособных воинов). Но Лабиен, считавший своим долгом точно выполнить приказ консула, решил продолжить движение к Мессане, оставив вражеский лагерь у себя в тылу. Ему еще не было известно о сражении под Мессаной и ранении консула…

* * *

Узнав от гонца, что Браней потерпел поражение, а войско бывшего претора ускоренным маршем идет к Мессане вдоль морского побережья, Мемнон принял решение ночью оставить лагерь.

Он собрал стратегов и начальников легионов на военный совет и, огласив сообщение Стратона, заместителя Бранея, сказал:

– С присоединением к консульским легионам преторского войска римляне получат над нами большой перевес в силах. В настоящее время у противника, даже с учетом потерь во вчерашнем сражении, не менее тридцати тысяч пехоты и около четырех тысяч конницы. Завтра или послезавтра к ним подойдут еще более десяти тысяч солдат. Нас же осталось менее тридцати тысяч, включая раненых. В нашем положении разумнее всего нынешней же ночью тихо сняться с лагеря, совершить стремительный бросок в южном направлении вдоль берега моря и уничтожить преторское войско, обрушившись на него превосходящими силами, прежде чем к нему успеют подойти на помощь консульские легионы. После этого мы переправимся через Симет южнее Катаны и двинемся к Терейским горам. Пусть римляне думают, что мы отступаем. В горах нам нетрудно будет отыскать место, где они не смогут воспользоваться своим численным превосходством. Там мы и дадим врагу решительное сражение. Итак, ты, Мисаген, остаешься в лагере со всеми своими конниками, которые должны поддерживать костры и вести себя шумно, чтобы создавать у римлян впечатление, будто все наше войско стоит на месте. Как только обман раскроется, покинешь лагерь и догонишь нас.

Ночь выдалась темная, грозовая. Моросил дождь, сверкали молнии, гремел гром. Двадцать девять тысяч пеших воинов, обозы, повозки с тяжелоранеными, стараясь соблюдать тишину, покинули лагерь через задние ворота и, обогнув подошву Халкидской горы с южной стороны, перед самым рассветом вышли к морю у Тамариция. Отсюда они продолжили движение в сторону Тавромения, у которого, по расчетам Мемнона, «преторское войско» должно было появиться не позднее следующего дня.

Однако Мемнону не удалось застать врасплох консульского легата. Марк Лабиен, узнав от посланных вперед разведчиков, что навстречу ему идет численно превосходящий его враг, не стал рисковать и укрылся за стенами Тавромения. В этой превосходной крепости он даже с одной когортой мог себя чувствовать в полной безопасности.

– Вот оно, великое преимущество римлян! – с горечью произнес Мемнон, обращаясь к Сатиру и Думноригу, когда разведчики донесли, что неприятель отступил в крепость. – Они имеют возможность уклониться от сражения, спрятавшись в любом городе.

– Это верно, – мрачно согласился Сатир. – Перед ними всегда распахнуты ворота всех городов. Кроме того, они постоянно производят воинские наборы среди горожан. Мы сражаемся с лернейской гидрой…

К Тавромению восставшие подошли на рассвете и стали лагерем в равнинной местности. Здесь они пробыли не более шести часов, отдыхая после утомительного ночного перехода. В два часа пополудни войско снова тронулось в путь.

Пройдя мимо города с засевшим в нем врагом, первый стратег, не останавливаясь, довел солдат до Катаны, где к нему присоединился духтысячный отряд Лукцея, которому он приказал покинуть город. Теперь, когда на море господствовал римский флот, а восставшие отступали, удерживать Катану не имело смысла: осаждаемые с суши и с моря, защитники ее были бы обречены.

От Катаны Мемнон продолжал движение по большой дороге в сторону Леонтин, и в конце дня войско подошло к свайному мосту, перекинутому через Симет. Местные жители называли его Леонтинским.

Было уже темно. В это время небо уже расчистилось, засияли звезды. Воины расположились на берегу реки, не расставляя палаток. Спали под открытым небом.

Мемнон, внимательно изучив карту, решил нанести врагу пусть небольшой, но чувствительный урон. Он поделился своим замыслом с Тевтатом, Сатиром, Думноригом, Алгальсом и Багиеном.

– Завтра начнем переправляться на правый берег Симета и будем дожидаться прибытия Мисагена. Когда он появится, ты, Тевтат, уничтожишь за собой мост и поведешь войско к Моргантине, а я с двумя тысячами всадников поднимусь берегом против течения реки к Большой Гибле. Именно там на карте значится другой мост. Симет еще полноводен и глубок. Римляне, идущие за нами следом, не станут тратить времени на сооружение понтонной переправы и обязательно пойдут к Гибле, зная, что там есть мост. Вот где можно повторить хитрость Ганнибала, который применил ее в Испании против объединенного войска карпетанов, вакцеев и олькадов на реке Таге…