Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Армия восставших в течение трех дней предавалась веселью. На стратегии, площади собраний и примыкавшим к ней улицам были расставлены сотни столов. Изжаренное на священных треножниках жертвенное мясо разносилось между всеми пирующими. Вино подавалось десятилетней и большей выдержки. Афинион приказал закупить сотни амфор с вином в близлежащих деревнях, выделив на это из царской казны сто тысяч денариев.
Последний день торжества более походил на свадьбу Думнорига и его избранницы. Галл немного стеснялся перед друзьями из-за Веледы. Молодая тевтонка совершенно не могла изъясняться ни по-гречески, ни по-латыни. Лишь с Думноригом, Багиеном, Белловезом и еще несколькими командирами из галлов, сидевшими за столом, она более или менее свободно говорила на их родном языке. Ювентина и Иона, присутствовашие на пиру, взяли на себя обязательство выучить ее греческому языку.
Друзья прославляли Думнорига за совершенный им подвиг. Мемнон произнес в его честь хвалебную речь, в которой особо подчеркнул, что благодаря переговорам Думнорига с германцами последние решились наконец на вторжение в Италию, а это, в свою очередь, помешало Риму направить в Сицилию большие силы.
– Жаль, конечно, что тевтоны потерпели поражение, – говорил Мемнон. – Однако кимвры по-прежнему непобедимы. Уже доподлинно известно, что они обратили в бегство армию консула Катула в Тридентинском ущелье и вытеснили ее из Транспаданской Галлии. Римлянам пришлось заключить с германцами перемирие и соглашение о том, что река Пад будет границей между ними. Говорят, кимвры поклялись в этом на своем священном медном быке. Но я уверен, что это временное затишье в войне. Нет сомнения в том, что она скоро возобновится, и только в тайных книгах судеб записано, римлянам или германцам торжествовать победу. Рим еще силен, но мы создали на сицилийской земле хорошо вооруженную и боеспособную армию, которая сокрушила три преторских войска и с доброй помощью богов разобьет собираемые против нас консульские легионы. Если кимвры прорвутся в Италию, мы тоже, переправившись через пролив, двинемся им навстречу, к Риму. Мы заключим с кимврами священный союз и покончим с римлянами раз и навсегда. И уже никто не будет нам мешать строить наше царство Свободы.
Сам Думнориг пытался представить свое опасное путешествие практически бесполезным, потому что Бойориг и Тевтобод перед его появлением в Белгике, как он понял, уже договорились о походе против римлян. Но никто не хотел и слушать об этом, расценивая слова галла как проявление присущей ему скромности.
Ювентина, Иона, Веледа и две царственные возлюбленные Афиниона поселились на зиму в уже упомянутой усадьбе под Триокалой. Кстати сказать, женщин в городе насчитывалось не менее, чем мужчин. В большинстве своем это были рабыни, сбежавшие от своих господ либо от непосильных работ, либо от издевательств и насилия, но встречались и свободные женщины: одни по разным причинам вынуждены были уйти из своих семей, другие промышляли продажей тела.
Иону после той страшной ночи, когда взбунтовавшиеся рабы убили ее мужа, Эвгеней отвел в Галикии. Иона хотела вернуться к родителям в Митилену, но родственники ее покойного мужа воспротивились этому, потребовав, чтобы она вышла замуж за младшего брата Диоклида. Они ссылались на древний обычай галикийцев, согласно которому вдова в случае смерти мужа обязана была выйти замуж за его младшего брата, если тот не был женат. Иона с трудом выносила своего постылого мужа, пока тот был жив, а брат его внушал ей настоящее отвращение. Поэтому она предпочла бежать к Эвгенею в Триокалу. Молодой сириец встретил свою возлюбленную с распростертыми объятиями, и с тех пор они жили в полном согласии. Молодая митиленка прекрасно освоилась в столице восставших, обзавелась многочисленными подругами и нисколько не жалела о своем бегстве из Галикии.
С Ионой Ювентина быстро сдружилась. Ей недоставало женского общества. Иона была образована, хорошо воспитана, мила и доброжелательна. Ювентина тяжело переживала разлуку с дорогими ее сердцу Лееной и Акте, поэтому знакомство с Ионой пришлось ей как нельзя кстати. Когда начались каникулярные дни, Мемнон с согласия Эвгенея предложил обеим женщинам переехать в Термы Селинунта. Там он снял для них хороший дом с прислугой. Дом стоял неподалеку от моря. В самих Термах в это время находился гарнизон численностью до восьмисот человек. Они охраняли лечившихся в городке раненых бойцов…
* * *
Прошла зима – третья зима восстания. Минувший год, как уже отмечалось выше, был для восставших самым удачным. Разбив претора Сервилия в открытом сражении, они стали полными хозяевами в Сицилии. Измученные осадами и голодом города не в состоянии были больше выполнять строжайший римский указ «о попустительстве мятежникам». Афинион отводил войска от городов, вступавших с ним в соглашения, давая им различного рода послабления: разрешал вспахивать и засевать брошенные поля, снабжал торговцев специальными пропусками, благодаря которым они имели возможность сбывать свои товары в приморских городах. В Триокалу шли обозы с продовольствием и самой разнообразной добычей. Никогда раньше восставшие не были так обеспечены и провиантом, и оружием. Общая численность их выросла до пятидесяти четырех тысяч человек.
В самом начале весны от своих разведчиков, вернувшихся из Италии, Афинион уже знал, что консул Маний Аквилий, которому сенат поручил подавление восстания в Сицилии, располагает тремя легионами, составленными из римских граждан, и собирает вспомогательные войска по всей Италии.
Армия восставших еще стояла в Триокале, точнее, в ее окрестностях. Афинион разбил ее на шесть корпусов, которыми командовали стратеги Тевтат, Сатир, Алгальс, Браней, Думнориг и Багиен. Это войско, готовое к выступлению в поход, насчитывало тридцать семь тысяч воинов. Десятитысячный отряд Бранея стоял лагерем поблизости от Сиракуз под Акрами. Скопад находился с трехтысячным гарнизоном в Мотии. Лукцей и его четыре тысячи воинов продолжали удерживать Катану.
Первым стратегом и своим заместителем с одобрения всех восставших киликиец назначил Мемнона, но звание главнокомандующего оставил за собой.
Каждый корпус имел под Триокалой свой благоустроенный зимний лагерь. Военные учения происходили ежедневно, прерываясь только в ненастную погоду. Сам Афинион постоянно занимался гимнастикой и фехтованием. В упражнениях с мечом ему помогали Мемнон, Сатир и Думнориг, особенно хорошо владевшие оружием. Афинион не скрывал, что готовится вызвать на поединок самого римского консула Мания Аквилия, который славился своей силой и воинской доблестью. Киликиец хотел перед первым же сражением с консульскими легионами лишить римлян предводителя. Он тщательно обдумал, как поставить консула в такое положение, чтобы тот под каким-нибудь благовидным предлогом не уклонился от поединка с ним, и для начала распространил слух по всей Сицилии о своем желании сразиться с предводителем римлян в честном единоборстве.
По тем сведениям, которые получил киликиец от своих разведчиков, Аквилий должен был подойти к проливу не позднее апреля. Афинион решил привести к Мессане свое войско раньше этого срока, чтобы помешать консулу пополнить свои ряды за счет экстренного набора солдат среди сицилийцев, а также соединиться с войском претора Сервилия, стоявшего под Сиракузами. В один из последних дней марта тридцатисемитысячное войско восставших двинулось от Триокалы по дороге, ведущей на Анкиру.
В это время легионы Аквилия еще стояли под Римом, а сам он вместе со своим коллегой Марием во второй раз готовился к Латинским празднествам.
Незадолго до выступления Аквилия в поход разразился религиозный скандал в связи с нарушением церемонии во время жертвоприношения Юпитеру Лациару. Выяснилось, что не все представители латинских городов получили полагавшиеся им куски мяса жертвенного белого быка. Поэтому Латинское празднество, проведенное в начале марта, римские жрецы признали огрешным. Сенат принял решение провести его заново. Но празднество дважды переносилось из-за плохой погоды. По этой причине оба консула вынуждены были задержаться в Риме (присутствие их на празднике, посвященном Юпитеру Лациару, было обязательным).
Только в конце марта весна окончательно вступила в свои права, небо расчистилось от туч, выглянуло солнце, земля подсохла, и оба консула снова отправились к Альбанской горе, чтобы почтить