- Очнулась? Надо же... Врачи сказали, что яд смертельный, убивает за секунды. А ты лежишь тут уже больше суток и всё ещё жива. Удивительно...

Голос его звучал глухо, даже надтреснуто. Судя по всему, эмоциональное состояние газетного магната находилось в самой нижней точке. Алёна же, услышав обращённые к ней слова, зацепилась за один озвученный факт.

- Больше суток? Но как...

Егор Гиляй не стал её слушать. Он поднял свою трость и ткнул ею в направлении девушки. Голос его зазвучал громче, в нём даже слышались истерические нотки, совсем уж неожиданные для столь пожилого и уравновешенного (как ей показалось при первом знакомстве) человека:

- Я доверился тебе! Дал поручение найти мою дочь за два дня!

Алёна нахмурилась. Разве был установлен срок? Память виновато намекнула, что нечто подобное действительно имело место быть.

- Но мы же нашли её... Она в безопасности, у своей подруги...

Собственный голос звучал жалко. Поэтому Алёна не удивилась, что господин Гиляй перебил её и снова громко, с жаром заговорил:

- В безопасности? В безопасности?!? Она была бы в безопасности дома! А теперь её похитил какой-то маньяк! И он требует от меня сидеть тихо и ждать требований! Моя дочь! Во что вы её втянули?!?

Однако, прежде чем Алёна смогла произнести хоть слово в свою защиту, магнат продолжил изливать на неё свои обвинительные речи:

- Не хочу даже знать! Вы должны были вернуть мне дочь! Это простое поручение! А вместо этого – одному в сердце кинжал вонзили, вторую и вовсе отравили!

- Нож в сердце? Вы про Ивана? Он что, погиб?

Мысль о том, что напарник, этот милый парнишка, мёртв, вызвала в сердце болезненный спазм. Ещё одна жертва её безрассудности? Сколько их ещё будет?

- Нет. Пока жив. Но как только он выздоровеет, я уж задам ему взбучку!

- Но как же? Ведь вы же сказали…

- Знаю, что сказал. Вот только убийца не знал, что у Ивана врождённая аномалия. Сердце у него справа, а не как у всех остальных людей. Так что ему нешуточно повезло. В отличие от тебя.

Облегчение от того, что Зотов жив, затмило собой эффект последних слов Гиляя. Видя такую спокойную реакцию девушки, мужчина возмущённо фыркнул и продолжил:

- Врачи не знают, что за яд был на ноже. Одно известно – он смертелен. Ты смогла продержаться очень долго, но твоя смерть – лишь вопрос времени. Когда я узнал, что ты бросила мою дочь, оставила её одну, без защиты, я хотел придумать тебе наказание, устроить тебе серьёзные неприятности. Но теперь, глядя на тебя… Знаешь, что я тебе скажу, гордая воительница?

Гиляй встал с табуретки и подошёл к кровати. Он склонился над девушкой, взяв её за руку. Глядя прямо в глаза обвиняющим взором, господин Гиляй мстительно произнёс:

- Смерть станет для тебя достаточным наказанием! Ты должна была спасти мою дочь! И если бы ты выполнила это поручение, я бы дал тебе всё, что только нужно. Но ты провалила задание! Поэтому сделай мне одолжение – перестань трепыхаться и просто сдохни! Это всё, что ты можешь сейчас сделать!

Больно сжав пальцы девушки, газетный магнат постоял ещё секунду, злобно разглядывая беспомощно лежащую на постели воительницу, а потом резко выпрямился и быстрым шагом, почти не хромая, вышел из палаты, оставив Алёну в одиночестве размышлять о своём провале. Последнем провале, если верить словам Гиляя. Умерев, она уже не сможет ничего исправить. А в том, что она погибнет, девушка не сомневалась. Потому как газетному магнату не было резона врать.

Касьян любил свою работу. Его с раннего детства завораживал огонь. Он мог часами смотреть, как языки пламени лижут поленья, пожирая их постепенно, медленно, но неумолимо. И даже зола, что оставалась после них, внушала маленькому мальчику трепет. Мать всегда собирала её, высыпая на грядки. На которых после росли такие вкусные и сочные овощи. Этот вечный круговорот жизни и смерти, созидания и разрушения, сгорания и возрождения был для маленького Касьяна доказательством божественности мира. Никакие слова священников, никакие рассказы взрослых, никакие другие чудеса не требовались. Лишь огонь, он один был для него альфой и омегой, началом и концом.

Сложись судьба по-другому, он мог бы стать поджигателем. Одной из тех маниакальных личностей, которые поджигают дома, чтобы только посмотреть, как пламя сжигает их без остатка. Однако, жизнь вовремя предоставила ему возможность применить свои желания и таланты на пользу обществу. Касьян нашёл самую лучшую работу в жизни. Он стал тем человеком, что сжигает трупы в столичном крематории.

Конечно, этот вид похорон не был популярным в народе. Большинство желало быть похороненными на кладбище, с крестом и могилой, по старым традициям. Чтобы родственникам было куда прийти, вспомнить покойного. Однако, столичные власти не желали тратить городской бюджет на тех, у кого не имелось родственников и денег для того, чтобы оплатить похороны и место на кладбище. Именно такие бродяги, бездомные, нищие или просто люди, которые никому не были нужны, сжигались в огромной печи. Их прах впоследствии развеивали над астралом. Возвращали, так сказать, к истокам всего сущего.

Работа, надо сказать, была непыльная. Процесс сжигания тела длится не быстро, от часа до двух, в зависимости от конституции мертвеца. Процесс спокойный, можно сказать, даже скучный, если не обращать внимания на то, что именно сгорает в печи. Для Касьяна, с его особенностями восприятия мира, это никогда не было проблемой. Скорее уж наоборот, он считал себя на своём месте. Всякий раз,