Когда же Наполеон вернулся к власти после Эльбы, Монтолон вновь поступил к нему на службу в качестве камергера и... последовал за ним на остров Святой Елены. Почему? Стен Форсхувуд так ответил на этот вопрос: «Монтолону было приказано войти в доверие к Наполеону и сопровождать его на Святую Елену, чтобы отравить его там. Этот приказ мог исходить только от графа д’Артуа, уже столько раз выступавшего организатором покушений на жизнь императора. Почему Монтолон согласился выполнять такое ужасающее поручение? Думаю, граф д’Артуа передал Монтолону, без сомнения через его отчима, что, если тот откажется, его бросят в тюрьму за кражу солдатского жалованья»[2121].

Здесь я напомню читателю, что английские власти разрешили Наполеону взять с собой на остров Святой Елены из пяти генералов, бывших при нем в Рошфоре (Савари, Лаллеман, Бертран, Гурго и Монтолон), только троих, причем исключив персонально Савари и Лаллемана. «Простой здравый смысл, - рассуждает по этому поводу Бен Вейдер, - подсказывает, что если англичане настаивали только на трех генералах, исключив Савари и Лаллемана, то это для того, чтобы остался Монтолон. Действительно, если бы Наполеон мог выбирать сам, совершенно очевидно, что единственный, у кого не было ни единого шанса, - это Монтолон, которого император едва знал и на кого у него были причины гневаться, тогда как с четырьмя остальными его связывали давние и прочные отношения. Очевидно, что такое решение было принято по просьбе Людовика XVIII и графа д’Артуа»[2122].

Поручение отравить Наполеона Монтолон выполнил классически, имея при себе нечто вроде «наставления по идеальному отравлению». То была книга, которую однажды, 11 июля 1816 г., увидел в руках у жены Монтолона генерал Гурго, - «История маркизы де Бренвилье». Вот что пишет об этой книге и ее героине Бен Вейдер: «Мари - Мадлен д’Обре, маркиза де Бренвилье, была самой знаменитой преступницей века Людовика XIV. Она была осуждена за отравление мышьяком многих людей, в том числе своего отца и двух братьев, и казнена на Гревской площади в Париже 16 июля 1676 года-ей отрубили голову топором, а тело ее сожгли. Перед смертью маркиза подробно исповедалась в своих преступлениях. Вышеупомянутая книга, состоящая из признаний маркизы и ее двух сообщников, во всех деталях описывает способ постепенного умерщвления без опасности быть обнаруженным»[2123].

Монтолон добровольно взял на себя в Лонгвуде обязанности виночерпия и единолично контролировал подачу вина императору. Поэтому он мог легко, с учетом рекомендаций маркизы де Бренвилье, выполнить задание, не форсируя, но и не слишком его затягивая, поскольку он более чем кто-либо (после удаления Лас-Каза, т. е. с декабря 1816 г.) проводил времени возле Наполеона, особенно в те дни, когда умирающий император диктовал свое завещание, именно Монтолону выделена в завещании самая крупная денежная награда. Выходит, 2 млн франков вознаграждения за убийство Наполеона убийца получил от своей жертвы...

Исследования С. Форсхувуда и Б. Вейдера ставят крест на легендах о возможном побеге Наполеона из «логова сатаны» и подтверждают тот непреложный факт, что Наполеон действительно умер в этом «логове». Конец его жизни как бы повторил ее начало: рожденный на скалах полудикого острова в сердце Европы, он и ушел из жизни на скалах острова, но неизмеримо более дикого и дальнего, за тридевять земель от родины.

Именно так - «Последнее новоселье» - назвал М. Ю. Лермонтов свой поэтический отклик на перенесение праха Наполеона с острова Святой Елены в Париж. Такое новоселье было исторически неизбежным, но ждать (и добиваться) его пришлось почти 20 лет.

Известие о смерти Наполеона произвело на современников в разных концах мира сильнейшее впечатление. Классик итальянской литературы Алессандро Мандзони написал знаменитую «Оду 5 мая» с такими строками:

А в России А. С. Пушкин откликнулся на это известие стихотворением «Наполеон». Вот его первые строки:

Друг Пушкина П. А. Вяземский в 1826 г. засвидетельствовал: «Смерть Наполеона оставила в современной истории бездну пустоты»[2126]. Спустя почти 40 лет Виктор Гюго так вспоминал о 20 - 30 - х годах: «С исчезновением Наполеона долгое время ощущалась какая-то огромная, зияющая пустота»[2127]. И. В. Гёте в беседе со своим секретарем И. П. Эккерманом 11 марта 1828 г. объяснял это ощущение невосполнимостью понесенной утраты. «Его жизнь, - говорил он в тот день о Наполеоне, - была шествием полубога . О нем смело можно сказать, что судьба его стала такой блистательной, какой до него мир не знал, да и после него вряд ли узнает»[2128].

Разумеется, пока во Франции царили Бурбоны (опираясь при этом на Священный союз феодальных монархий), о перезахоронении праха Наполеона в Париже, как бы ни стремилось к тому большинство французов, не могло быть и речи. Но в 1824 г. «сгнил на своем троне» (по выражению Генриха Гейне) Людовик XVIII, затем грянула Июльская революция 1830 г., в результате которой был сброшен с трона и выдворен из Франции последний Бурбон - Карл X (бывший граф д’Артуа), которого вновь, как и после революции 1789 г., приютила у себя Англия. Теперь культ Наполеона во Франции обрел былую свободу и силу. «Широкая общественность, - пишет об этом Андре Кастело, - с восторгом превозносила гений и славу императора. Пьесы, посвященные ему, с 1830 г. посыпались как из рога изобилия и шли триумфально»[2129]. А в 1833 г. король Луи-Филипп (сын герцога Орлеанского)[2130], учитывая растущее влияние бонапартистов, повелел восстановить статую Наполеона на Вандомской колонне.