где бедолагам оставалось надеяться на выкуп, либо посылали рабами на галеры. Европейцы вернулись в Марокко лишь с восшествием на трон Мауля Исмаила, человека широких взглядов. При нем страна обрела такую военную мощь, что заморским соседям пришлось забыть о завоевательских планах.

Мауля, ставший величайшим султаном Марокко, был современником Людовика XIV, французского «короля-солнца», с которым установил дипломатические отношения и даже хотел породниться, попросив в жены принцессу Конде.

Дело оказалось щекотливым, поскольку юная принцесса не желала принимать магометанство, а султан, сам бывший потомком Магомета, не мог взять в супруги христианку, не говоря уже о том, чтобы отказаться от многоженства. Только представьте, к тому времени у него было пятьсот двадцать восемь сыновей и в гареме содержалось триста сорок женщин!

Его справедливо именовали Великим и Победоносным: он стал единственным правителем, сумевшим установить мир и порядок в своей «лоскутной» державе. При нем еврей с еврейкой могли, не опасаясь за свою жизнь, пересечь Марокко из конца в конец.

После его смерти европейцы, предвидевшие, что марокканские порты вновь закроются, взялись за оружие.

Испания захватила Мелилью, повергнув в страх весь Эр-Риф. Войска английского короля Карла II в 1665 году покорили Танжер, незамедлительно основав там банк под названием «Купеческий двор», призванный отрегулировать денежное обращение.

Однако Танжер недешево обходился английскому двору. Содержание тамошней городской стражи, гарнизона и строительство крепости пробило в бюджете дыру в сорок миллионов — невероятная сумма по тем временам. Выгода же приближалась к нулю. Марокканцы отказывались покупать европейские товары, терпеливо ожидая, когда обескураженные, обанкротившиеся гяуры все бросят и уберутся восвояси.

Так и не дождавшись этого, они в 1678 году напали на первый пояс оборонительных сооружений, возведенных англичанами. Началась долгая и кровавая война.

Англичане попробовали травить марокканцев огромными псами, выведенными в Сен-Мало. Безуспешно. Однажды вечером одна из крепостей, занятая военными моряками, была атакована. Часовые ничего не заметили, сторожевые собаки спали. Гарнизон попытался спастись на кораблях, но бегущие провалились в глубокую яму, тайно вырытую марокканцами. Никто не ушел живым. Все были безжалостно убиты. Солдаты шерифа не пощадили никого.

Английский парламент, посчитав наконец, что Марокко чересчур дорого обходится казне, приказал своим подданным покинуть Танжер, чьи земли были щедро и, увы, напрасно политы кровью сынов Альбиона.

Двадцать семь лет спустя британцы отыгрались, захватив принадлежавший испанцам и прекрасно укрепленный Гибралтар. Африканские же порты вновь закрылись для гяуров и их товаров.

На африканской арене осталась одна Испания, купившая у Португалии Сеуту и продолжавшая удерживать Мелилью — городок на Средиземном море, расположенный неподалеку от полуострова, оканчивающегося мысом Трес-Фокас. Испанцам повезло не больше англичан: Мелилья находилась на побережье Эр-Рифа.

В отличие от прочих марокканцев, скрепя сердце терпевших французских, испанских, итальянских и английских купцов, рифы провозгласили независимость и подались в разбойники, объявив войну всем гяурам Средиземного моря.

Берберы Эр-Рифа сильно отличаются от прочих мавров. Они белокожи, светловолосы, не подчиняются ни султану, ни калифу и признают только один закон: у кого ружье, тот и прав. Их кровожадность, помноженную на безрассудную храбрость, не могли поколебать даже европейские пушки. Бандиты, гнездящиеся в прибрежных горах и лесах, больше прочих марокканцев доставляли хлопот европейцам.

Нет числа кораблям, взятым на абордаж этими отважными воинами. О количестве убитых матросов известно только берегам лагуны Мар-Чика в нескольких километрах от Мелильи. Ночью и во время бурь разбойники подавали ложные сигналы. Обманутые моряки плыли на них, но встречали лишь мародеров, лавиной катившихся с гор. Испанский гарнизон Мелильи ничем не мог помочь несчастным, даже выстрелами из пушек.

В 1827 году Гусейн-паша, последний алжирский бей, ударил французского консула опахалом по лицу и изгнал, чем спровоцировал войну с Бурбонами[68], затронувшую и Марокко, не пожелавшее оставить в беде восточных собратьев. Разбойники Эр-Рифа, на которых особенно рассчитывал шериф, умыли руки и не спустились с гор, чтобы встать на защиту зеленого знамени пророка.

И правильно сделали. Времена переменились: французы были готовы на все. Дезорганизованное марокканское войско оказалось неспособным дать отпор европейскому оружию. Впустую шериф Марокко Абд-ар-Рахман взвывал к совести горцев.

Несколько месяцев спустя Франция захватила город Алжир. После долгой и ожесточенной войны с Абд аль-Кадиром, этим поверженным, но непобежденным львом, тринадцатого августа 1844 года марокканская армия была разбита в сражении у реки Исли. Незадолго перед тем, шестого августа, принц де Жуанвиль взял Могадор, богатейший торговый город Марокко на берегу Атлантического океана.

Не подумайте, однако, что все эти победы принесли существенные плоды. Марокканские порты так и оставались закрыты для иностранных купцов, хотя им было разрешено селиться и торговать в окрестностях столицы Алжира.

Эр-Риф оказался самым несговорчивым. Немало европейцев пали от рук горцев уже после поражения марокканской армии. Рифы продолжали нападать на корабли, убивать или захватывать в плен экипажи, смеясь над пушками и канонерками Мелильи.

Рифы считали свои горы неприступными. Особенно же склоны Гуругу, ставшей для испанцев зловещим символом, который они хотели сокрушить даже ценой жизни тысяч солдат, лишь бы разрушить легенду о том, что гяурам нет пути в африканские земли.

Как мы уже сообщали, наши студенты из Саламанки не устрашились перспективы потерять уши или носы и, вместо того чтобы провести каникулы, танцуя и распевая баллады на испанских улицах, поднялись на контрабандистский корабль и отплыли к берегам Эр-Рифа, якобы с целью проверить, не смягчит ли музыка их гитар жестокосердных горцев. Впрочем, нам с вами уже известно, что у Карминильо был совсем иной повод предпринять это путешествие.

Если Педро до последнего момента не подозревал о талисмане цыганского короля, похороненного на склонах Гуругу, то Карминильо отнюдь не собирался услаждать слух местных разбойников игрой на гитарах. Он сопровождал прекраснейшую севильскую цыганку, которую любил всей душой, догадываясь, что Янко — его соперник, причем соперник опасный.

И вот все четверо, студенты и цыгане, карабкались на плато по высокой отвесной стене в надежде спастись от разбойника-рифа. Они обнаружили нечто вроде узкого, как бутылочное горлышко, ущелья, проточенного в камне водой и поросшего алоэ. Ущелье поднималось вверх почти вертикально, время от времени огибая каменные выступы.

— Придется попотеть, — предупредил товарищей Карминильо. — И все же я считаю, что этот путь — единственный. Так что давайте наверх…

— Прямиком в рай, — закончил за него весельчак Педро.

Молодые люди, помогая друг другу, поползли по каменной щели. Время от времени гравий под их ногами опасно осыпался, и самонадеянные скалолазы рисковали сверзиться вниз. Тем не менее они были полны решимости достичь плато. Все, кроме Янко, конечно, который предпочел бы вернуться в Испанию.

Когда они преодолели метров пятьдесят, ущелье круто изогнулось. Оно поросло здесь колючими опунциями. Вдруг Янко, замыкавший цепочку,