воды придавила палубу. Некоторое время судно лежало как неживое. Потом качнулось набок, сперва чуть-чуть, потом повеселее: в шуме ветра отчетливо слышался шум хлынувшей водопадом воды. Шлюп постепенно освобождался по мере того, как вода рекой бежала в перегруженные шпигаты. Медленно, лениво возвращался он к жизни и наконец вновь запрыгал по волнам диким галопом. Такой удар мог бы оказаться для него смертельным — в следующий раз он может уже не подняться; в следующий раз может разломиться палуба. И снова волна великаньим молотом ударила в нос корабля, за ней еще одна.

Следующий день был еще хуже: самый страшный день для «Отчаянного» за все те кошмарные недели. Небольшая перемена ветра вызвала килевую качку, именно такую, какую «Отчаянный» по складу характера не выносил на дух. Шкафут заливался почти постоянно, и корабль трудился без малейшего продыха — следующая волна накрывала его раньше, чем он успевал освободиться от предыдущей. Воду приходилось откачивать три часа из четырех, и, хотя все унтер-офицеры, «бездельники», шкафутные и морские пехотинцы в свой черед стояли у помп, каждому матросу приходилось отдавать этому изматывающему труду по двенадцать часов в сутки. Когда Буш явился с утренним докладом, мысли его были написаны на его лице еще недвусмысленней, чем обычно.

— Мы время от времени видим «Наяду», сэр, но нет ни малейшей возможности обменяться сигналами.

Это был тот самый день, когда, согласно приказу капитана Чамберса, они имели право вернуться в порт.

— Да. Я не думаю, что при таком волнении мы сможем взять курс от берега.

На лице Буша отразилась внутренняя борьба. «Отчаянный» не может бесконечно выдерживать такие удары волн. С другой стороны, и трусливо сбежать будет делом неимоверно опасным.

— Хафнелл уже докладывал вам, сэр?

— Да, — сказал Хорнблауэр.

В трюме оставалось девять стогаллонных бочек пресной воды, простоявших в нижнем ярусе более ста дней. А сейчас оказалось, что в одну из них попала морская вода, и пить из нее практически невозможно. Другие могут оказаться в еще худшем состоянии.

— Спасибо, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр, заканчивая разговор. — По крайней мере на сегодня мы останемся в дрейфе.

Конечно, ветер такой силы не может постоянно дуть в одном направлении, хотя у Хорнблауэра было предчувствие, что он не переменится.

Так и случилось. Бледная заря застала «Отчаянный» под теми же мрачными тучами, над теми же обезумевшими волнами, под напором все того же сумасшедшего ветра. Пришло время решать. Хорнблауэр, поднимавшийся на палубу в сырой одежде, это знал. Он знал, как велика опасность, и бо́льшую часть ночи провел, готовя себя к ней.

— Мистер Буш, мы повернем на фордевинд.

— Есть, сэр.

Прежде чем встать носом по ветру, корабль должен будет подставить волнам уязвимый бок. Он может лечь на борт, опрокинуться, волны могут разбить его.

— Мистер Карджилл!

Это будет еще опаснее, чем бегство от «Луары», и Карджиллу надо будет сделать почти то же, что и тогда. Стоя лицом к лицу с Карджиллом, Хорнблауэр выкрикнул приказ:

— Идите на бак. Приготовьтесь отдать небольшую часть фор-стеньги-стакселя. Раздерните его, когда я махну рукой.

— Есть, сэр.

— Уберите, как только я махну второй раз.

— Есть, сэр.

— Мистер Буш, нам понадобится фор-марсель.

— Есть, сэр.

— Возьмите его на гитовы за середину.

— Есть, сэр.

— Приготовьтесь выбирать шкоты. Ждите, пока я махну рукой во второй раз.

— Во второй раз. Есть, сэр.

Корма «Отчаянного» почти так же уязвима, как его борт. Если он подставит ее волнам, а сам останется недвижим, волна может захлестнуть его, прокатиться с кормы до носа. Такой удар он, скорее всего, не переживет. Фор-марсель обеспечит необходимую скорость, но, если поднять его раньше, чем судно станет по ветру, оно может лечь на борт. Если взять фор-марсель на гитовы за середину — то есть растянуть нижние углы, оставив закрепленной центральную часть, — площадь паруса будет меньше, чем если взять его в рифы, но при таком ветре и этого довольно.

Хорнблауэр встал рядом со штурвалом, откуда его было видно с бака. Он бросил взгляд наверх, убедился, что приготовления закончены, задержался взглядом на реях, примечая их движения на фоне мрачного неба, потом перенес внимание на море с наветренной стороны, на огромные, спешащие к судну валы. Он прикинул бортовую и килевую качку, оценил силу ревущего ветра, стремящегося не только сбить с ног, но и оглушить его, парализовать волю. Хорнблауэру пришлось собрать всю силу духа, чтобы обуздать изнемогшую плоть, принудить рассудок мыслить быстро и четко.

«Бродячая волна» разбилась о нос с наветренной стороны и рассыпалась огромным столбом брызг. Зеленая масса воды прокатилась по шкафуту. Хорнблауэр нервно сглотнул. Ему казалось, что «Отчаянный» уже не выправится. Но вот корабль качнулся медленно и устало, стряхивая с палубы обузу. Наконец он освободился и начал взбираться на набегающую волну. Пора. Хорнблауэр махнул рукой и увидел, как острая верхушка стакселя поползла по лось-штагу. Корабль сумасшедше накренился.

— Руль лево на борт! — заорал он рулевым.

Давление ветра на стаксель, приложенное к бушприту, начало разворачивать корабль, как флюгер. По мере того как он поворачивался, получалось, что ветер дует все попутнее, судно набирало скорость, руль начинал забирать, помогая повороту. «Отчаянный» оказался в подошве волны, но продолжал поворачиваться. Хорнблауэр махнул рукой во второй раз. Матросы потянули шкоты, видны стали шкотовые углы фор-марселя, «Отчаянный» рванул вперед. Волна почти догнала его и тут же исчезла из поля зрения: «Отчаянный» повернулся к ней раковиной, а затем и кормой.

— Одерживай! Прямо руль!

Фор-марсель будет держать судно прямо по ветру без помощи руля; руль даже мешал бы набирать скорость. Когда скорость станет максимальной, можно будет снова использовать руль. Хорнблауэр внутренне сжался, ожидая удара настигающей волны. Прошли секунды, и волна накатила-таки, но корма как раз начала подниматься, и это смягчило удар. Лишь верхушка волны перехлестнулась через гакаборт и тут же стекла, стоило «Отчаянному» поднять нос. Теперь корабль мчался наперегонки с волнами и даже немного опережая их. Это наиболее удачная скорость, не надо ни уменьшать, ни увеличивать площадь паруса. Ситуация была безопасная и несказанно опасная одновременно: они балансировали на лезвии ножа. Малейший недосмотр, и «Отчаянный» погиб.

— Следите, чтоб судно не уваливалось! — крикнул Хорнблауэр стоявшим у руля матросам.

Старшина-рулевой (мокрые седые кудри, выбившиеся из-под зюйдвестки, хлестали его по щекам) кивнул, не отрывая глаз от фор-марселя. Хорнблауэр знал — благодаря своему живому воображению даже чувствовал физически, — как ненадежен под руками штурвал летящего на фордевинд по бурному морю судна, чувствовал, как оно на мгновение перестает повиноваться рулю, как подрагивает, когда вздымающаяся за кормой волна отнимает часть