– Ну, молитесь Богу, ребята, – Иван строго осенил себя широким крестом.

– Далеко на ту сторону? – Коля тоже перекрестился, слегка стесняясь.

– Километров пять… – Иван недовольно посмотрел на Асю, та, сосредоточенная на чем-то своем, сидела с одеялом в руках. – К середке подъедем, ноги с саней спусти! – заговорил громче, – а то так и уйдешь!

Вскоре конь пошел осторожно, постоянно принюхивался к снежной дороге, под которой текла большая вода. Иногда вскидывал недовольно голову и почти останавливался, но Иван понукал негромко и не настойчиво, и конь делал осторожный шаг. Как в кипяток ступал. Они шли по санному следу, кто-то ехал до них. Опасливые следы полозьев то пропадали, то появлялись вновь. Объезжали торосы. В одном месте конь совсем заупрямился, начал пятиться, и Иван его послушал. Обошли это место, но вскоре Непокорный опять заволновался, тянул перед собой умную морду, раздувая ноздри, прядал ушами и не шел. Иван вышел перед ним, сделал вперед несколько шагов, и под ним затрещало. Попробовали обойти и это место, не получилось. Конь не шел и пятился.

– Не пойдет он, – Иван достал из шапки недокуренную самокрутку, прикурил. – Похоже, плохо еще встало. Вон за тем поворотом Ангутиха. Идите! Вы-то легкие, пройдете. Ты, парень вперед матери иди, где опасно – пробуй!

Он сел на сани, покуривая и думая о чем-то. Посмотрел на Асю. Даже как будто и улыбнулся благодушно, пытаясь поддержать:

– Эх-эх, антеллигенция! Слабый вы помет! Родите одного-двух, потом и убиваетесь, разве так надо?!

На Коле был тяжелый вещмешок, он шел первым, прислушивался, не треснет ли под ногой. Временами там, где ветер сдувал снег, выходил осторожно на темное зеркало льда, топал, но было надежно, нигде не трещало. Они шли медленно, устало, у обоих заплетались ноги. Они были уже на середине, когда Коля провалился. Ася молча кинулась к нему, схватила за вещмешок, под ней тоже затрещало, но Коля уже выбрался. Один валенок унесло. Мокрый по пояс, он прыгал на одной ноге и с удивлением глядел на мать, которая продолжала стоять на коленях возле проломленного льда. Вода хищно, черно неслась в проломе.

– Мама, уйди оттуда! У меня валенок уплыл! Мама!

– Да-да! – очнулась Ася. – Есть Севины валенки… они малы… я достану твои ботинки! – Ася приходила в себя, ощупывала растерянно вещмешки. – Ты сильно промок?

– У меня сухих штанов нет! На мне двое, сама сказала надеть. – Он все время оборачивался на разломанную майну. – А вдруг везде так? Как мы пойдем?

– Надо вернуться на берег и зажечь костер. – Ася растирала ему ноги, натягивала сухие шерстяные носки, потом надела ботинки.

Они быстро пошли назад. Штаны на Коле, прихваченные морозом, гремели, как картонные.

На опушке с трудом развели костер. Коля крутился возле огня, подставляя то один, то другой бок, а Ася все собирала и подкладывала сучья. Когда хорошо разгорелось, наставили палок и рогатин, и развесили мокрую одежду, от нее шел пар. Коля остался в одних трико, морозило крепко, со спины было холодно, от костра жарко. Доели остатки налима. Солнце перевалило на вторую половину дня. Коля подсушился и снова натянул на себя штаны. Все было влажное, тут же прихватывалось морозом.

– Может, нам вернуться в зимовье? – Ася, так же как и утром, сидела с равнодушными, потухшими глазами, думала о чем-то, в огонь глядела.

– Там дров нет. Иван сказал, туда почти так же, как до Ангутихи. – Колю совсем не испугало это нечаянное купание.

– Хорошо, тогда я пойду первая!

– Не-ет! Я легче! Возьму палку и буду стучать по льду! – не согласился Коля. – Если тонко – сразу услышишь! Надо по тому санному следу идти! Кто-то же проехал!

Коля вскоре начал мерзнуть. Ася догнала его и, решительно отобрав дубинку, пошла вперед. Пыталась постукивать, но лед везде был толстый, звук глухой, и она просто понесла ее в руке. Коля время от времени останавливался, подмокший вещмешок оттягивал плечи. Он поправлял лямки и постепенно отставал все больше.

Ася шла ровно, чувствовала страшную усталость и безразличие ко всему. Временами ее оглушенный мозг опускал ее под этот коварный лед, и ей становилось хорошо. Там было светло и очень тихо. Она шла и улыбалась, слезы сами собой начинали течь, она рада была уйти туда, только бы увидеть его. Даже прибавляла шагу, чтобы ощутить под ногой эту желанную избавляющую пустоту.

– Мам! Ма-а-ма! – ее догонял Коля. – Ты что? Ты куда идешь?

– Коля! – Ася вдруг схватила его и крепко прижала к себе. – Коля… я здесь!

– Смотри, куда ты идешь! – Коля показывал ей на дымящую полынью впереди, но лицо матери было уже в тяжелых слезах, и он прижался к ней. – Ты думала о Севке? Я знаю! Я тоже о нем все время думаю.

И сам заплакал. Так они и стояли среди белого, залитого морозным солнцем Енисея. Недалеко от парящей полыньи. Обнимались и ревели.

Бакенщик Валентин Романов чинил створный знак на высоком берегу и наблюдал этих двоих. Он приехал, когда они первый раз шли через реку и были уже далеко. Он знал, что Енисей еще хорошо не встал, но решил, что это кто-то из Ангутихи, перешли и теперь возвращаются своим же следом. Издали не видно было, что за люди, две черные черточки с руками-ногами. Он продолжил свою работу, слез со знака и увидел их, идущих обратно. Провалились – мелькнуло в голове – не иначе, пьяные, трезвый не полезет. Он стал тесать топором заготовленные доски и все посматривал в их сторону.

Он понял, что эти двое пришлые, когда они разожгли костер. На таком морозе местные наверняка ушли бы в зимовье. Он закурил, раздумывая, как быть, решил сначала доделать. У костра не замерзнут. Ему уже интересно было, кто бродит в его безлюдных краях, да еще в это время.

Они снова пошли через Енисей. Валентин как раз доделал, увязал инструменты в мешок и понес в сани. Гнедко стоял, прикрытый попоной, где не было прикрыто, серебрилось от морозного инея. Нетерпеливо поглядывал на хозяина.

– Ну-ну, сейчас поедем… – Валентина надел узду, подтянул подпругу, достал папиросы и вышел на берег.

Сверху все было, как на ладони. Эти двое снова шли своим следом, туда же, где и провалились. Валентин хмуро наблюдал за ними. И правее и левее было так же опасно – черными прерывистыми лентами, показывая неукротимый хребет енисейской воды, тянулись промоины фарватера. Романов развернул Гнедка и стал спускаться вниз. Вдоль берега поехал рысью. Эти двое его не видели – они уже подходили к фарватеру. Валентин подхлестывал и подхлестывал Гнедка, встал в санях, сунул в рот пальцы и заливисто засвистел – надо было их останавливать. Они его не слышали, но остановились. Застыли рядом с чистой водой. Не доезжая метров сто, Валентин бросил упирающегося Гнедка и пошел пешком. Они наконец его увидели, топтались на месте. Это была баба с мальчишкой.

– Тут не пройти, ребята! Вам чего там? – Валентин слегка запыхался.

Женщина была симпатичная, заплаканная, слезы вытирала, смотрела тревожно. Городские, понял Романов, мать с сыном.