Валентин еще один пельмень положил к готовым. Этот еще больше вышел. Романов недовольно на него посмотрел, покосился на Анну. Азиз хихикал радостно, все улыбались, то ли на рассказ, то ли на неуклюжий пельмень, похожий на пирожок.

– Оказалось, он родной дядя этого нашего Витьки Литовкина! Как вот такое?! А ты говоришь, Горчаков! Чего в жизни не приключится!

Азиз встал и, краснея, зашептал что-то на ухо Валентину. Он стеснялся Асю с Колей.

– О, правильно! – кивнул Романов, поднимаясь. – Давно хотим послушать, какие такие у нас тут музыканты?!

Черные глаза Азиза блестели азартом. Валентин вынес из-за ширмы футляр с аккордеоном. Достал инструмент:

– Вот, Мишке покупал, да он не стал играть, ему железки больше нравятся…

Ася смотрела равнодушно, ее тут же облепили ребятишки и стали просить.

– Сыграй, мам, – попросил и Коля.

Ася растерянно, словно не понимая, чего от нее хотят, держала яркий инструмент. Все смотрели с ожиданием, она машинально нажала клавиши. Задумалась и не очень уверенно заиграла тихое начало сонаты фа-минор Скарлатти, и тут же из ее глаз полились слезы, закапали на перламутр и меха инструмента. Она играла, опустив голову и отвернувшись ото всех. Будто никого, кроме нее и печальной музыки, тут не было. Все перестали работать. Анна села, закрывшись полотенцем, у Коли тряслись губы и набухли глаза. Ребятишки затихли, не понимая, почему вдруг стало невесело. Валентин стоял, тяжело набычившись, но вдруг положил руки на плечи Асе, потом правая скользнула на меха.

– Нет. Ты потом эту музыку сыграешь… – он вздохнул, не зная, что делать, увидел в футляре Мишкины ноты. – Вот это можешь?

Ася подняла тихие, усталые глаза на Валентина:

– Можно, и это потом?

55

Шестого ноября 1951 года Александр Александрович Белов стал дважды орденоносцем. «Трудовое Красное Знамя» вручали в Кремле. Ночь накануне Сан Саныч почти не спал. На неверных, подгибающихся ногах еле дошел до Никольских ворот и долго не мог найти выписанный накануне пропуск. Ни Сталина, никого из высших руководителей партии и правительства на награждении не было, не было и застолья, о котором все предупреждали. Белов трижды перекрестился внутренне – он точно знал, что не выдержал бы, если бы оказался возле Сталина.

На следующий день Сан Саныч шел по Красной площади в составе праздничной министерской колонны демонстрантов. Члены Политбюро стояли на Мавзолее. Белов не видел никого, кроме Сталина, был нечеловечески счастлив, кричал «ура» и сердце его выскакивало из груди! Он сам, своими глазами видел Сталина! Не нужно было никаких наград, он мысленно рассказывал и рассказывал Николь, как шел по брусчатке, как кричал, опасаясь за свою глотку. Когда их колонна с флагами и транспарантами поравнялась с трибуной, Сталин, до того разговаривавший с Ворошиловым, посмотрел на Белова и поднял руку. Сан Саныч совершенно ясно видел, как Сталин махнул ему. Совершенно ясно! Белов навсегда запомнил взгляд вождя.

Десятого ноября капитан Белов был в Красноярске. Его портрет висел на доске почета пароходства, его поздравляли с наградой. Поздравил и Макаров, назвал сынком и, хитро улыбаясь, сказал, что сделал все, что мог. Белов видел, что Макаров все еще волнуется за него, хотелось успокоить совсем уже седого Ивана Михалыча, и он рассказал, как шел в той колонне. Начальник пароходства устало, почти без интереса покивал головой, вдруг взгляд его заострился:

– Ты в партию что тянешь? Секретарь пароходства опять звонил! Весной еще стаж кандидатский кончился…

– Навигация же, Иван Михалыч! Да они и сами забыли, а потом эти собрания…

– До Игарки доберешься, сразу иди в партком, с такими вещами не шутят!

– Да я, если честно… не очень…

– Что? – удивился и не понял Макаров.

– Какой из меня партийный? Даже стыдно, честное слово, мне еще вырасти надо до настоящего члена партии.

– Ну, это не твое дело, два ордена на груди, а ему вырасти… – Он внимательно рассмотрел Сан Саныча. – Нам бы, сынок, побольше таких, недоросших…

Даже их особист, они случайно столкнулись в пароходстве, расцвел в улыбке и протянул руку. Расспрашивал подробно, Белов и ему не без гордости рассказал о докладе в министерстве, награждении в Кремле и демонстрации. Рассказывал и понимал, что теперь этим ребятам до него не дотянуться! Ни до него, ни до Николь!

Сан Саныч вошел в привычный рабочий ритм. Бегал с заявками на запчасти, покупал подарки «своим девицам». Перед отъездом душевно посидели с капитанами – Сан Саныч проставлялся. Обмывал. Красивый орден Трудового Красного Знамени, как и первый, Красной Звезды, упал в стакан с водкой, и Белов выпил досуха. Кто-то поднял тост:

– Это уже традиция получается, Сан Саныч!

– За традицию! Дай бог не последний! Бог троицу любит! – зашумели все, поднимаясь.

Сан Саныч видел, что его опять все любят и никто не завидует. И всё вокруг так же, как и всегда. Он пил много и всякий тост добавлял про себя, как заклинание: и еще за мою Николь и нашу Катьку! Он нечеловечески любил их, и никто не мог их разлучить. Все плохое осталось позади. Это и было счастье.

Утром на аэродроме его провожал Фролыч. Похмелились в буфете. Белов летел веселый, с легким настроением. И в Туруханске повезло с пересадкой – в Ермаково уходил почтовый борт. Сан Саныч расстегнул шинель, чтобы была видна красивая орденоносная грудь, и вошел в кабинет к начальнику аэропорта.

Николь в палатке не было. Белов заглянул к соседям, незнакомые ребята чуть старше его с уважением смотрели на его ордена. Про Николь ничего не знали.

Он встретил ее на улице, она просто шла ему навстречу. Отдала тепло одетую и спящую Катю и устало его рассматривала.

– Ты что, не соскучилась? – улыбался счастливый Белов. – А почему не в коляске?

Николь все смотрела устало и тревожно.

– Как тут с коляской? – кивнула на разбитую машинами деревянную лежневку. – Ты приехал?

– Николь! – заорал Сан Саныч и с Катей на руке попытался обнять ее. – Все хорошо! Я видел самого Сталина! – шепнул гордо. – Он махнул мне!

– Тихо! Катю разбудишь! Что тебе сказали в пароходстве? – с Кати свалился маленький, почти игрушечный валенок, Николь подняла и надела.

– Все хорошо!

– Что хорошо? – Николь смотрела все тревожнее.

– Все! Все хорошо! – Сан Саныч пытался быть серьезным и веселым, но ее тревога передавалась и ему. – Ты знаешь, что ордена утверждаются решением Президиума Верховного Совета СССР! Ты понимаешь?! Госбезопасность все проверяет, прежде чем награждать!

– И что?

– Да что с тобой?! Пойдем домой! Надо срочно переселяться из палатки. Там какие-то парни… кто такие?

– Не знаю, люди… вежливые. Ты уехал, они вскоре поселились.