Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элен к тому времени сделала несколько абортов. Но однажды она, думая, что ждет ребенка, решила не прерывать беременность[2351]. Женщина с восторгом и изумлением наблюдала, как меняется и развивается ее тело, до тех пор, пока беременность, по ее подсчетам, не достигла семи месяцев. Только тогда Элен наконец пошла к врачу, и тот ей сказал, что это так называемая ложная беременность. «Это очень, очень скверно на ней сказалось, — вспоминала подруга де Кунинг поэтесса Маргарет Рэндолл. — Это был такой грустный момент»[2352]. А осенью 1955 г., вскоре после того, как Элен узнала о беременности Джоан Уорд, рождение собственного ребенка стало для нее невозможным. Врачи сказали, что ей необходима гистерэктомия. «Вот и все. Никаких детей», — сказала Элен, рассказывая об операции, добавившей еще одну грустную ноту в и без того ужасный для нее период жизни. Самого Билла перспектива скорого отцовства тоже, судя по всему, совсем не радовала, он выглядел подавленным и был чрезвычайно злым[2353]. Раньше художник думал, что будет писать женщин вечно. Но в тот поворотный год он оставил эту тему, обратившись к менее эмоционально заряженному объекту — пейзажу[2354].
Выставка работ молодых художников под названием «Американская живопись: новые направления», которую курировал Том Гесс, прошла в «Конюшенной галерее» в октябре. Элен представила на ней четыре картины, но не помогала с планированием и организацией, так как слишком плохо себя чувствовала[2355]. Никто не знал точно, искала ли она уединения из-за депрессии или просто приходила в себя после операции, но художница оставалась за кадром во время этого события, одним из вдохновителей которого сама выступила. Не отмечала де Кунинг и свое участие той же осенью в важной выставке «Карнеги Интернешнл». Элен была истинным экспертом в преодолении жизненных трудностей. «Знаете, препятствия — это не то, что останавливает вас, а то, с чем вы справляетесь», — говорила она[2356]. Но в голове у нее вертелось другое утверждение, а именно: «Всё в жизни к лучшему или к худшему». Художница продолжала эту мысль: «…и в некоторые периоды я чувствовала, что к худшему. Иногда всё к худшему»[2357]. Элен начинала тот год с планирования своего продвижения к независимости. Тогда она никак не предполагала, что в ее дальнейший жизненный курс столь драматичным образом вмешается другой человек или что ей придется разрабатывать новый, радикально измененный план.
Я женат на безумии! Мне необходимо некоторое пространство между собой и… человеком, который бесчинствует во тьме!
Хелен решила снять в августе дом Конрада Марка-Релли по соседству с Поллоками[2359]. Тем летом она то приезжала в Хэмптонc, то покидала его (отчасти просто для того, чтобы лишний раз посидеть за рулем новенького кабриолета). В этих местах Франкенталер чувствовала себя настолько беззаботно, что решила проводить там больше времени[2360]. Ей нужно было место для восстановления после «длительного периода изоляции» и «беспокойной весны». А еще она хотела находиться на острове рядом с друзьями, дабы было с кем вести «разговоры художников», как Хелен призналась поэтессе Барбаре Гест. Вместе с ней художница гостила у Фэрфилда Портера во время одного из недельных пребываний в Саутгемптоне[2361]. Бремя, довлевшее над ней в предыдущий тяжелый год, начиная с дня, когда ее мать совершила самоубийство, ничуть не ослабло. На Хелен словно опустилась пелена, застилавшая ей взор. Ее 26-й день рождения в декабре был «довольно мрачным и одиноким». Она рассказывала: «…[День рождения] заставил [меня] почувствовать себя старой. И я решила отметить его без “праздника”, и это было так не похоже на пиршества времен моей юности! — написала она Соне. — Большая часть прошлой недели была потрачена на попытки продать или раздать мебель и разное барахло, в огромном количестве скопившееся в маминой квартире. Это было ужасное дело; слава богу, всё уже позади»[2362]. Сняв дом Конрада, Хелен надеялась не только оторваться от печальной реальности недавнего прошлого, но и сбежать подальше от Клема.
Из пяти лет, в течение которых Хелен и Клем считались парой, только два года их отношения не находились на грани краха. Но после неоправданно жестокой реакции Клема на смерть ее матери и их возвращения из Европы осенью 1954 г. их любовная связь почти прервалась. В том году они не явились вместе ни на одну из многочисленных новогодних вечеринок, а в январе Клем пришел на прием к Джону Майерсу в компании другой женщины[2363]. Хелен тем временем начала встречаться с мужчинами своего возраста. Ранее всякий раз, когда она предлагала Клему попробовать разойтись, он относился к ее словам довольно легкомысленно, будучи уверен, что она никуда от него не денется и непременно к нему вернется[2364]. Однако в конце мая 1955 г. Хелен объявила, что больше не хочет иметь с ним ничего общего и что она ставит точку в их отношениях. И на этот раз ее заявление прозвучало весьма убедительно[2365]. Вместо того чтобы принять новость с ехидным высокомерием, которого логично было бы ожидать от Клема, он вдруг занял позицию просящего. Скорее всего, Гринберг немало удивился сам, обнаружив после решительного отказа Хелен возвращаться, что действительно любит эту женщину[2366].