В галичан стреляли не только военные. Из окон и с балконов их обстреливали сами киевляне. Кто это был? Большевистские провокаторы? Большевикам конфликт добровольцев с украинскими националистами был выгоден, но, как видим, петлюровцы и добровольцы и без постороннего вмешательства готовы были вцепиться друг другу в горло. Ликующий Шульгин писал: «Петлюровцы бежали “быстрее лани”»[1595].

Русских было около 6000. Украинская группировка генерала Кравса насчитывала 40 000 штыков, 2000 сабель, 35 легких и 6 тяжелых батарей[1596]. Тем не менее русские быстро заняли весь Киев и вытеснили оттуда запорожцев и галичан, причем запорожцы умудрились оставить в Киеве даже несколько пушек, а несколько сотен галичан попали в плен.

Кравс поехал на переговоры к генерал-лейтенанту Бредову, но оказался едва ли не под арестом. Кравс предлагал разойтись по разные стороны демаркационной линии и вместе воевать против большевиков. На это русский генерал заявил, что «Киев, мать городов русских, никогда не был и не будет украинским»[1597], так что никакой компромисс невозможен. Переговоры Бредов согласился вести только с Галицкой армией, потому что УНР не признаёт. Отношение Бредова к петлюровцам было столь враждебным, что Кравс почел за благо отмежеваться от них: будто бы он ничего не знает о подчинении Галицкой армии Петлюре. Галицкую армию деникинский генерал согласился считать «экстерриториальной» и сражающейся с большевизмом. Кравса вынудили подписать договор на крайне невыгодных для украинцев условиях. Украинские войска ушли из предместий Киева, что произвело тяжелое, даже деморализующее впечатление и на галичан, и на петлюровцев.

Бредов обещал отпустить пленных, захваченных русскими добровольцами 31 августа, но, как считает украинский историк Валерий Солдатенко, обещания своего не выполнил. Несколько сотен галичан были отправлены под Дарницу, в спешно созданный лагерь. Оттуда их через несколько дней освободил атаман Зеленый, совершивший налет на Дарницу[1598].

Петлюра все же послал к Бредову на переговоры Михаила Омельяновича-Павленко, георгиевского кавалера, бывшего офицера лейб-гвардии Волынского и командира гвардии Гренадерского полков[1599]. Петлюра предлагал военный союз против большевиков, а судьбу Украины должно было решить созванное после войны Учредительное собрание. Но в штабе генерала Бредова делегацию сначала не приняли. Омельяновичу-Павленко велели передать: если он приедет, то будет расстрелян[1600]. Правда, вскоре решение переменили. На станции Пост-Волынский Омельянович-Павленко встретился с делегацией Добровольческой армии, которую возглавлял генерал-майор Петр Непенин (он командовал бригадой в 7-й дивизии). Но эти переговоры сразу же зашли в тупик.

Действия генерала Бредова не были его частной инициативой. Он выполнял приказ главнокомандующего, разосланный войскам еще 10 августа 1919 года: «Петлюровцы могут быть или нейтральны, тогда они должны немедленно сдать оружие и разойтись по домам; или же примкнуть к нам, признавши лозунги, один из которых широкая автономия окраин. Если петлюровцы не выполнят этих условий, то их надлежит считать таким же противником, как и большевиков»[1601].

Белые дорого заплатят за свой фанатизм. Храбрая, но малочисленная Добровольческая армия осталась практически без союзников. Даже французы в это время сосредоточили силы на помощи Польше. И оказались правы: поляки остановят большевиков, а русским добровольцам это не удастся. Помогали Добрармии англичане. Во многом благодаря усилиям дальновидного военного министра Великобритании Уинстона Черчилля. Но помощь была весьма ограниченной. В лучшем случае артиллерия их крейсеров оказывала белым огневую поддержку. Британские транспортные суда спасали белых при эвакуации из Новороссийска в 1919-м, из Одессы и Севастополя в 1920-м. Англичане были готовы поставлять русским винтовки, патроны и даже танки, но не воевать в России, не умирать за русских.

11–13 октября 1919-го под Орлом и Воронежем началось хорошо подготовленное Троцким контрнаступление Южного фронта большевиков: «Группировка сил противника не была для нас тайной; но ввиду отсутствия у нас резервов парировать намеченные удары можно было лишь соответствующей перегруппировкой войск», – писал Деникин. Тридцать дней беспрерывных кровопролитных боев, искусного маневрирования, столкновений больших масс кавалерии превратились в настоящее генеральное сражение. Его выиграли красные, имевшие большой численный перевес. Будённый разбил конницу Шкуро, создалась угроза окружения 1-го корпуса генерала Кутепова, главной ударной силы белых. И деникинцы начали отступать, оставляя большевикам недавно занятые Воронеж, Орел, Курск. Это и было началом конца Вооруженных сил Юга России. Им придется оставить и Харьков, и Ростов, и Новочеркасск, и всю Область войска Донского – и отступать дальше и дальше, до самого Новороссийска. До новороссийской катастрофы.

Конечно, планам белых существенно мешали как объективные (отчаянное сопротивление большевиков, их мужество и военное искусство), так и субъективные обстоятельства. Врангель был в сильнейшей ссоре с Деникиным и его начальником штаба Романовским. Он не стеснялся даже подрывать авторитет командующего. Донцы генерала Сидорина, освободив от красных Область войска Донского, не хотели идти дальше: пусть там «кадеты» воюют с красными за свою «Русь» и Москву. Командующий Добрармией Владимир Зенонович Май-Маевский (российский зритель знает его по образу генерала Ковалевского из популярного некогда фильма «Адъютант его превосходительства») был отличным полководцем, бесстрашным солдатом, но сильно пьющим человеком. И чем больше были успехи его войска, тем больше он спивался. Закусывал генерал, как в старые добрые царские времена, семгой, балыком, икрой и даже омарами[1602]. Его личный адъютант Макаров (прототип капитана Кольцова из «Адъютанта его превосходительства») спекулировал спиртом и сахаром.[1603] Большевикам он в то время, видимо, еще не служил, зато успешно добывал для командующего ви́на и закуски. Белогвардейский офицер Борис Штейфон характеризует Макарова как человека «малоинтеллигентного», «полуграмотного», «без признаков даже внешнего воспитания». Писал Макаров с такими грамматическими ошибками, что его бумаги приходилось править начальнику штаба армии[1604]. Но ему всё прощали за умение наилучшим способом организовать «отдых» его превосходительства генерал-лейтенанта Май-Маевского. Впрочем, у донского генерала Сидорина было не лучше. Его штаб напоминал кочующий ресторан: «Все были пьяны: и сам Сидорин, и начальник штаба армии»[1605].