Одновременно с отточенными формулировками встречаются в тексте и наблюдения более общего характера. Например, «в неписаной конституции пределы традиционных прав короля определялись нечетко, что открывало возможности для их увеличения». Схожая мысль выражена в главе про главный законодательный акт США: «письменная конституция таит в себе опасность парализующей неизменности». Сам Черчилль не был чужд фактору неопределенности, тонко используя его в своей практике. Когда в мае 1940 года он приступил к формированию коалиционного правительства с назначением себя на пост министра обороны, то решил руководствоваться высказыванием Наполеона: «Конституция должна быть короткой и туманной» — и не стал «точно определять свои права и обязанности» в новом ведомстве.

К другим замечаниям, выражающим взгляды автора, можно отнести следующую ремарку относительно 1-го герцога Мальборо: «Он не желал разъезжать по Фландрии как простой советник, давая рекомендации, к которым не станут прислушиваться, и неся ответственности за вытекающие из этого неудачи». Черчилль всегда старался избегать совещательных должностей, и в процессе своей управленческой деятельности стремился создавать команды из должностных лиц, обладающих реальными полномочиями и несущими непосредственную ответственность за вверенную область.

Еще одно полезное наблюдение касается истории восхождения и падения Роберта Уолпола (1676–1745), который стал не только первым премьер-министром Великобритании, но и государственным деятелем, дольше всех занимавшим этот влиятельный пост. Уолпол предпочитал обходить острые углы и сторониться любых противоречий, способных всколыхнуть страну. «Всего, что могло вести к кризису, следовало избегать как чумы», — описывает Черчилль его подход. Схожей практики придерживаются многие руководители, но эта путеводная нить оказывается эффективной лишь до поры до времени. Да и восприятие достижений происходит порой через кривое зеркало. «Национальное богатство умножалось, торговля росла как на дрожжах, но страна все равно была недовольна», — передает Черчилль реакцию на правление Уолпола. В итоге, чтобы сместить надоевшего политика, достаточно было найти проблему, которая «взволновала бы страну и вызвала бы панику в рядах ленивых парламентариев, заставив их голосовать против премьер-министра».

Сам Черчилль не был сторонником следования подробным рекомендациям, считая, что ситуации слишком сильно отличаются друг от друга, чтобы можно было слепо придерживаться чьих-то советов. Куда правильнее понимать причинно-следственные связи и внутренние процессы формирования и развития явлений, выделяя общие закономерности и основные тенденции. В этом отношении тетралогия предлагает несколько рассуждений автора относительно конкретных проблем управления.

Например, сложность управления обширными владениями, лишенными внутреннего единства. Так, анализируя значительные территориальные приобретения Генриха II, Черчилль отмечает слабость созданной Плантагенетом конструкции: «Это был пестрый, плохо связанный конгломерат государств, случайно соединенных браком и не имевших ни общей цели, ни единой армии». В качестве центробежных факторов Черчилль выделяет отсутствие общей цели (низкая кооперация) и отсутствие единой армии (недостаток координации военных усилий). Также он указывает на отсутствие центрального правительства (высокая степень децентрализации), отсутствие «единообразия в управлении и обычаях» (институциональный вакуум), отсутствие «общих интересов и чувства преданности» (недостаток корпоративной культуры). Похожая ситуация наблюдается не только на уровне организаций, но и отдельных людей. Когда Питт-младший с началом реформ сформирует разношерстную команду последователей, «пестрота его сторонников ограничит поле деятельности», а «разнообразие заинтересованных групп задушит первоначальные надежды». Далее последует исчерпание кредита доверия, поскольку отсутствие значительных результатов вызовет у многих сомнения в «искренности реформаторских намерений».

Из других особенностей управления Черчилль увязывает появление смелых идей с лидерством, выделяя при этом в качестве важного элемента владение устным словом и основами декламации. Он подчеркивает это качество у разных правителей, но для нашего исследования интерес представляет упоминание Питта-младшего. Отмечая, что Питт «обладал упорством и мужеством, никогда не уклонялся от критики, но звучно и красноречиво отвечал своим оппонентам», Черчилль приводит один из его ответов Чарльзу Фоксу:

Не знаю, могу ли я сформулировать в одном предложении цель войны, но если ограничиться одним словом, то я скажу, что это «безопасность»; безопасность от величайшей угрозы, с которой когда-либо сталкивался мир. Это безопасность от угрозы, которой никогда прежде не существовало в обществе. Это безопасность от угрозы небывалой остроты и силы; от угрозы, нависшей над всеми народами Земли; от угрозы, которой сопротивлялись все страны Европы…

Сравним этот фрагмент с первым выступлением Черчилля на посту премьер-министра: «Вы спросите, какова наша цель? Я отвечу одним словом: победа, победа любой ценой, победа, несмотря на страх и страдания, победа, каким бы длинным и трудным не был к ней путь, потому что иначе нас ждет гибель».

В этом эпизоде мы уже видим не Черчилля-историка, а Черчилля-политика, прошедшего через ужасы мировой войны и боровшегося за обеспечение безопасности и одержание победы. В книге содержаться и другие фрагменты, в которых слышится голос экс-премьера. Например, «отмечая многочисленные недостатки и пороки, свойственные завоевателям, нужно особо выделить их неспособность объединяться». По мнению Черчилля, этот нюанс успешно использовал Альфред Великий, который «всегда рассчитывал на раскол среди захватчиков, и постепенно усиливающиеся внутри языческой армии противоречия оправдали его политику».

Если абстрагироваться от запутанных и неоднозначных вопросов внешней политики, то описанный подход с ожиданием раскола связан с игрой на противоречиях, составляющих основу системы сдержек и противовесов. В руках опытных управленцев игра на противоречиях становится довольно эффективным инструментом. «Монархам всегда удавалось ослабить политическое давление за счет стравливания чересчур могущественных подданных друг с другом», — констатирует Черчилль. Подобный прием имеет много вариантов практического применения, не исключая объединения с другими методами. На примере назначения своенравного и не поддающегося контролю Джеральда Фицджеральда, 8-го графа Килдэра (1456–1513) лордом-протектором Ирландии, Черчилль показывает совмещение этого подхода с принципом кооптации. Генрих VII, поясняет Черчилль, «оказался слишком мудр, чтобы формально применить закон в отношении столь влиятельного его нарушителя». Король объяснил свое неожиданное кадровое решение следующим образом: «Раз уж вся Ирландия не может управиться с графом Килдэром, пусть граф Килдэр управляет всей Ирландией». Одновременно с назначением Килдэра король возвысил Батлеров и Берков, создав тем самым ситуацию, когда «даже человек, подобный Килдэру, не мог справиться с вождями кланов». Столь хитроумное решение являлось, по словам Черчилля, «единственным средством для центрального правительства удержать власть».

Описанные выше решения подводят нас к другому важному пласту деятельности любого руководителя — управлению кадрами. В этой области есть неписаные правила, оттачиваемые на протяжении многих веков. Одно из них Черчилль показал на примере Генриха I: «Король следил за тем, чтобы по мере возможности ключевые позиции занимали его люди». Другие, на примере Тюдоров. Черчилль сообщает, что основатель династии Генрих VII обладал «удивительной прозорливостью в выборе людей». Ежедневно король, помимо решения насущных политических вопросов, уделял «особенное внимание лицам, которых следовало взять на службу, наградить, заключить в тюрьму…» Трепетное отношение к кадрам унаследовал и его сын. Генрих VIII решил «выбирать себе в советники по большей части людей самого низкого происхождения». Так, он возвысил сына бедного мясника ТомасаУолси (1473–1530), мелкого стряпчего Томаса Кромвеля (1485–1540), малоизвестного богослова Томаса Кранмера (1489–1556). «Как и его отец, — объясняет Черчилль, — он не доверял наследственной знати, предпочитая получать советы от людей, общественное положение которых было ниже его собственного». Елизавета I стала истинной дочерью своего отца и внучкой своего деда; среди прочего, ее «отличал дар отбирать людей для государственной службы».