Эффективно замыкающие на себе всю административную, политическую и военную власть исполины появляются редко. Гораздо чаще людям свойственна противоречивость, незаконченность и слабость. Давая характеристику Ричарду II (1367–1400), Черчилль указывал, что в поступках короля «немыслимые ошибки и невероятная интуиция сменяли друг друга с обескураживающей быстротой». «Ричард был способен на почти нечеловеческое терпение и хитрость, но одновременно и на глупости, избежать которых сумел бы и простак». Вывод очевиден: отдельная личность-руководитель, какой бы сильной, уверенной, благоразумной и мудрой она ни была, проигрывает из-за объективных ограничений системе и институтам. Даже Черчилль со всей его верой в теорию великого человека, со всей поддержкой и защитой индивидуализма признавал важность институтов. Возвращаясь к описанию прошлого, он констатировал, что только благодаря созданию «прочных институтов» Плантагенеты смогли «обуздать английский феодализм». Новаторские предложения и революционные нововведения выдающихся персоналий, какими бы полезными они ни были, не будучи институализированы и внедрены в плоть и кровь существующих систем, недолго просуществуют на авторитете создателя после его ухода, рассыпавшись под действием неумолимого времени и враждебных внешних сил.

Но и с институтами не все так просто. Когда какое-то событие проходит институализацию, отличительными чертами которой являются стабильность и предсказуемость, на сцене появляется новое явление — инерция. Сама по себе инерция не является чем-то плохим. Более того, она обладает положительными свойствами, защищая организационную систему от частых и вредоносных изменений, а также сохраняя положительные практики. В теории организации есть даже такое понятие, как уязвимость новизны, которое описывает обнуление инерционных часов и снижение уровня надежности организации, происходящее после каждого кардинального изменения. Обнуление инерционных часов приводит к омоложению организации, увеличивая одновременно риск ее гибели. И в том случае, если изменения следуют одно за другим, то этот риск становится существенным. Черчилль отразил эту тенденцию в своем наблюдении, что «не существует более верного способа поддержать народное волнение, чем повторные и скоро следующие друг за другом всеобщие выборы».

Одновременно с ненужными метаморфозами инерция препятствует дуновению свежего ветра, вызывая стагнацию и создавая сопротивление. «Большие реформы задевают большие интересы», — констатирует Черчилль. На страницах своей книги он предлагает несколько подходов, которые помогают нивелировать негативные проявления инерции и позволяют эффективно реализовывать изменения. Взявшийся за реформирование судебной системы с обеспечением единого правосудия по всей стране — правосудия, независимого от местных магнатов с их желаниями и принятыми в графствах нравами, — Генрих II прекрасно осознавал, с какими трудностями ему придется столкнуться при осуществлении своих планов. Насаждая свою систему, он «поступил разумно». Вместо лобового внедрения предложений, чуждых большинству, он предпочел «облачать нововведения в привычные одежды устоявшихся форм». «Его план, — объясняет Черчилль, — состоял в том, чтобы придать старым принципам новое значение». Кроме того, первого Плантагенета отличала последовательность и постепенность. Король отказался «объявлять открыто свои цели», предпочитая «постепенно вводить изменения», так что поначалу они почти не ощущались. Подводя итог значительным реформам, которые удалось успешно реализовать Генриху II за тридцать пять лет своего правления, Черчилль замечает, что «действия короля посягали на многие феодальные обычаи», но они были приняты обществом благодаря «тактичному и осторожному управлению» со стороны монарха.

Несмотря на то что реформы Генриха II носили в совокупности революционный характер, форма их реализации отличалась эволюционным подходом. Черчиллю также импонировал подобный подход, и он особенно выделяет Генриха среди других выдающихся представителей английского трона. Основоположник другой династии — Тюдоров, Генрих VII, как и его предшественник за триста лет до него, столкнулся с необходимостью установления «твердого контроля» над государственным аппаратом. Ему удалось добиться своей цели и «вновь возвести здание королевской власти на руинах и пепле» без фундаментальных конституционных изменений. Он старался «приспосабливаться к существующим условиям, предпочитая скорее постепенно изменять старые учреждения, чем вводить непродуманные новшества».

Эволюционный подход, которому следовали оба великих монарха, не является универсальным и представляет лишь один из методов управления изменениями. Тот же Черчилль использовал в своей практике разные приемы, в том числе и таранные удары, позволявшие быстро достигать поставленных целей и заменять устаревшие рутины. В то время как стиль двух Генрихов может быть взят на вооружение лишь при определенных условиях, несомненным остается тот факт, что их реформы оказались долговечными, и это главное. Планомерно вводя свои нововведения, они умело обходили инерцию, создавая новые правила и институты. В этой связи ключевым звеном успешных начинаний становится закрепление этих начинаний. К сожалению, не всегда руководителю, инициирующему изменения, это удается. Поэтому огромную роль играет преемственность поколений, когда на смену реформаторам приходят мудрые администраторы, бережно относящиеся к посевам предшественников. Таким королем, по мнению Черчилля, стал Эдуард I. «Из экспериментов, заложенных его отцом в беспокойные времена, могло родиться либо ничего, либо что угодно». Стране повезло — реформы оказались в правильных руках. Эдуард не стал «возводить новые вехи», при нем «благотворные тенденции, заложенные тремя предшествующими правлениями, обрели четкие очертания», многие ошибки были устранены, а «государственные структуры стали более крепкими и упорядоченными».

Таким образом, процесс управления изменениями состоит из четырех стадий: изменение — сопротивление — преодоление — закрепление. На примере Иоанна Безземельного, который «довел пределы отцовской системы до логического предела», Черчилль показывает, что выделенные стадии являются не отдельным процессом, а представляют собой повторяющийся цикл. То, что позволяло решить проблему в один момент времени, само превратилось в проблему несколько позднее. Подобная ситуация относится не только к конкретным решениям и нововведениям, но и к целым системам, направлениям и даже поколениям. «Власть Тюдоров, которая в свое время была принята как освобождение и успокоение после анархии Войны Алой и Белой роз, теперь перестала соответствовать потребностям и характеру постоянно развивающегося общества», — отмечает Черчилль. Или другой вариант этой закономерности: «Триумф Клайва создал не меньше проблем, чем разрешил». В результате постоянного обновления изменения становятся непрерывны, а борьба между инновацией и инерцией — бесконечной.

Рассмотрение темы власти нельзя считать полным без акцентирования внимания на еще одном существенном моменте. Без власти нет управления, она позволяет реализовывать грандиозные планы и добиваться успеха, но, пользуясь ее положительными свойствами, никогда нельзя забывать о темной стороне этого неоднозначного и опасного явления. Многие из тех, кто взобрался на олимп, стали жертвой чужих амбиций и противоборства идеологий. Все из упомянутых выше выдвиженцев Генриха VIII — Томас Уолси, Томас Кромвель, Томас Кранмер — были арестованы, а два последних казнены. Такой же исход мог ожидать и Уолси, если бы он не скончался до вынесения приговора.