Фуа, герцогам Барскому, Савойскому и Лотарингскому, князьям Империи с просьбой о помощи и совете, в осуществлении мести и справедливости, напомнив, что "они и все прочие дворяне" обязаны помогать вдовам и мстить за "нанесенные ей оскорбления, злодейства и бесчестье". Это обращение осталось практически без внимания. Однако в нем четко прослеживается понятие, которому следовали принцы Бургундского дома — иллюзорному единству рыцарства невзирая на границы. Однако по характеру своей власти в различных владениях, ничем не объединенных, кроме личности самого герцога, не были ли эти понятия, в своей основе, чисто феодальными?

Роль королевы Изабеллы

В процессе рассмотрения договора в Труа главным обвиняемым был не герцог Бургундский, а королева Изабелла Баварская, иностранка, немка. Что же ей инкриминировали? Она передала Францию врагу и за деньги отдала свою дочь и отреклась от сына, признав тем самым, что так называемый Дофин — не кто иной, как бастард. Это если говорить кратко. Кроме того, это давало королеве власть, которой она далеко не обладала.

После убийства Иоанна Бесстрашного, находясь в Труа, она пользовалась лишь номинальной властью. Новый герцог Бургундский, женатый на Мишель Французской и являвшийся зятем Изабеллы, не смог получить должности генерал-лейтенанта королевства, которой владел его отец. Королева не замедлила через послов напомнить герцогу о необходимости повиноваться: "Он должен помогать и подчиняться желаниям и намерениям мадам королевы, которая является его тещей и суверенной государыней, женой и супругой его суверенного господина". Но все это было лишь блефом. Реальная власть находилась в руках бургиньонов а не королевы. В королевском Совете в Труа многие его члены были людьми герцога Бургундского, его слугами, его верными приверженцами, его подданными, родившимися в его землях, владевшими его фьефами и получавшими от него пенсии. У королевы не было ни партии, ни земель, ни клиентуры. У нее не было ни одного из рычагов влияния.

Но несмотря ни на что, Изабелла не приняла без оговорок ни английских условий мира, ни соглашения между Генрихом V и Филиппом Добрым. Но постоянное давление бургиньонов окончательно сломило ее сопротивление. Вдовствующая герцогиня Маргарита Баварская с одобрения сына присматривала за своей дорогой кузиной Изабеллой и позаботилась о том, чтобы короля, королеву и принцессу Екатерину всегда сопровождали "добрые и надежные люди", под которыми она подразумевала верных бургиньонов. Ведь могло произойти многое: побег, похищение или, не впадая в страшную крайность, возобновление контактов с Дофином.

Более того, у герцогини Маргариты на руках был самый убедительный аргумент: у нее были деньги, которых так не хватало Изабелле. В январе 1420 года из общих доходов королевства в казне уже не было ни денье, чтобы потратить его на содержание двора. Пришлось обратиться за помощью к бургундским финансам. Маргарита Баварская не отказала кузине в этой помощи… как только та дала согласие на ордонанс от 17 января, который, подтверждая разрыв с Дофином, одобрял все действия Филиппа Доброго, включая союз с англичанами. Таким образом, финансовые нужды Изабеллы перевесили ее колебания и заставили согласиться с решениями Филиппа Доброго.

Можно ли в таком случае утверждать, как это делает Эдуард Перруа, что королева была "лучшим помощником" герцога в переговорах о заключении договора в Труа? И можем ли мы, поскольку Генрих V назначил Изабелле содержание в 2.000 франков в месяц взятых из доходов с монетного двора в Труа, повторять вслед за Мишле, что "за эту цену она отреклась от сына и отдала дочь"?

Имеем ли мы право говорить, как это делает Эдуард Перруа, что королевой Изабеллой двигала "зверская ненависть" к сыну? В политике нет места личным чувствам. А финансовые и дипломатические документы, как правило, не фиксируют признаки неприязни или нежности. Поэтому следует с повышенным вниманием относиться к  пережившим века свидетельствам такого рода. Одно из них, датируемое концом 1419 года, показывает нам королеву, как и все матери, внимательную к своему последнему оставшемуся в живых сыну.

Это письмо, написанное из Буржа королеве ее бывшим казначеем Аймоном Рагье, многодетным отцом, имевшим двух сыновей, ровесников Дофина. Среди политических соображений Рагье не забыл сообщить королеве, что ее сын здоров и сильно вырос: "Вам приятно будет узнать, моя суверенная госпожа, что монсеньор регент, ваш сын, по милости Господа нашего, находится в добром здравии и сильно вырос с тех пор, как вы видели его в последний раз…". Разве можно писать такое заблудшей матери? Более того, и это самое главное, данное письмо входит в серию документов, свидетельствующих об возобновлении контактов между королевой и Дофином к концу 1419 года. Важно отметить, что инициатива принадлежала именно Изабелле. Давление со стороны бургиньонов прервало эти контакты, что, по крайней мере, свидетельствует о том, что Изабелла не отрекалась от сына ни по собственной инициативе, ни по своей воле.

Обвинения в незаконнорожденности

Остается еще обвинение в незаконнорожденности. Эдуард Перруа, вслед за другими, формулирует его так: «Этот "так называемый Дофин" (был), по собственному признанию матери, надо сказать, несколько запоздалому, всего лишь бастардом, плодом супружеской измены, хотя имя настоящего отца не раскрывалось». Это безапелляционное утверждение не имеет оснований ни в договоре в Труа, ни в различных актах, осуждающих Дофина, как до, так и после заключения мира.

Король Англии претендовал на корону Франции в силу своих наследственных прав, "права наследования". Дофин был лишен титула из-за соучастия в преступлении, которое сделало его "непригодным ни для какого правления". В приговоре, вынесенном в декабре 1420 года, было четко сказано: те, кто предал смерти Иоанна Бесстрашного, виновны в измене. Они "лишались жизни и имущества" и были отстранены от всякого наследования, как сами, так и их потомки. Именно поэтому Карла стали называть "так называемым Дофином". Во всем этом не было ничего, что указывало бы на то, что он не был по рождению сыном Карла VI. В то время никто, даже его злейшие враги, об этом не говорил. Лишь позднее, как убедительно доказывает бельгийский историк Поль Боненфан, слухи об этом стали распространяться. Нет никакой загадки в происхождении этой клеветы, механизм которой Боненфан замечательно разобрал: Дофин был отстранен от наследования как незаконнорожденный, разве не это имеет в виду хронист Шатлен, когда пишет, что он был "отвержен как бастард"? От утверждения, что он был бастардом, до игры на этой лжи — один шаг. Возможно, англичане намеренно распространяли эти слухи, оправдывая договор в Труа уже после его подписания, в опасное для них время, когда звезда Дофина только восходила. Отсюда слухи и сомнения, которые терзали Карла VII вплоть до появления Жанны д'Арк.

Гуманист Энеа Сильвио Пикколомини, будущий Папа Пий II, включил этот скандальный слух в свою книгу О великих людях (De viris illustribus), а затем и в Комментарии (Commentarii), свалив всю вину на неверную распутницу Изабеллу, муж которой, Карл VI, был "безумным и импотентом". По его словам, король Генрих использовал этот аргумент для того, чтобы добиться союза с Филиппом Добрым после смерти Иоанна Бесстрашного. Надо ли говорить, что эти утверждения