Линия взгляда. Отлично.

Данзо бросился в атаку, но его сознание уже было захвачено гендзюцу. Итачи творил для противника иллюзию битвы, заставлял его нападать вновь и вновь, сам же никаких смертельных ранений наносить не пытался.

Вот почему остальные не вмешиваются. Ты контролируешь Изанаги, и тебе проще планировать атаки в одиночку.

Хитрый старик продлил действие Изанаги, но, похоже, техника потребляла слишком много чакры.

Данзо явно ощущал свое преимущество в иллюзорном бою. Итачи краем глаза заметил, как беспокойно зашевелились очаги чакры в лесу. Они видели, что происходит, но приказ все равно удерживал их на месте. Данзо же был уверен, что Цукуеми против него использовать больше не станут: это было бесполезно. И, судя по всему, он помнил, насколько просто ему удалось разбить обычное гендзюцу Итачи. Верил в силу глаза Шисуи и не подозревал, что может погрязнуть в иллюзии настолько глубоко и прочно.

А Итачи ткал гендзюцу с чувством. Это был как раз тот тип иллюзии, который незаметно продолжает реальность. Данзо метался в гендзюцу уже больше трех минут. Еще немного и четыре…

Итачи внимательно следил за ним.

Я не дам тебе беспрерывно использовать Изанаги.

Битва в гендзюцу явно складывалась для Данзо удачно. Удачно, но слишком скользко и долго. Старик видел, что его воображаемый соперник понемногу выдыхается и ошибается, но подловить его окончательно все никак не мог.

Действие прошлого глаза уже давно прошло. А новый… Я не видел, чтобы ты сложил те самые печати.

Итачи прицелился и запустил кунаи. В последнюю секунду перед тем, как один из кунаев вонзился в сонную артерию, перед Данзо мелькнул черно-белый зверь, неожиданно выпрыгнувший из кустов. Кунай угодил в тело зверя, и тот лопнул, оставив после себя лишь брызги чернил.

Зато остальные кунаи попали в цель. Прикрытие Данзо было все-таки осведомлено об особенностях Изанаги. Они решили вмешаться вопреки приказу и спасти своего лидера от неминуемой гибели, но сделали приоритет на сохранность его жизни, а не резерва ворованных глаз — это и определило бросок зверя.

Итачи подозревал, что так просто убить Данзо ему никто не даст, и сонная артерия была для него лишь вторичной целью. Главной были шаринганы. Пять кунаев четко вошли в пять распахнутых красных глаз, тех, которые были с внешней стороны руки на линии удара.

Боль отрезвила Данзо. Он с удивлением взглянул на свою руку, и на его морщинистом лице отразилась злобная досада. Еще бы, столько драгоценных запасов жизни в пустую.

— Учиха Итачи, — с ненавистью процедил старик. — Так это было гендзюцу.

Его правую руку заливала кровь. Он выдернул из глаз оружие и вдруг поднял левую в странном жесте.

Не печать. Сигнал.

Итачи лихорадочно соображал.

Сигнал для тех, кто в засаде. Они начинают действовать вместе. Что они могут сделать?

Итачи хотел отбежать вправо, но тело осталось неподвижно. Кожу по всему телу пятнами что-то прижигало, но повернуть голову и взглянуть, что это, он не мог. Данзо немного успокоился и медленно приблизился.

Яд, как с Шисуи? Но я же убил Сугару… Тогда как?

Глава 61. Преемник

61

Ленивое солнечное утро незаметно перевалило за полдень. Какаши притаился на карнизе здания в тени фасада и наблюдал из-за угла за рестораном данго на одной из центральных улиц. Паккун сидел рядом с ним и понемногу сползал с карниза. Каждые две минуты он сердито цеплялся когтями за гладкую поверхность и взбирался повыше, но шелковистая шерсть зада слишком уж хорошо скользила по наклонной, и спокойно сидеть в засаде у него не получалось.

— Хватит ерзать.

— Пфф, — сердито фыркнул Паккун.

В заведении сидела подозрительная личность в черном плаще с красными облаками. Какаши пристально следил за незнакомцем, но тот всего лишь обедал. Не предпринимал попыток уйти, не торопился. Ждал кого-то?

Не тебя ли, Учиха Итачи?

Какаши хорошо помнил те времена во время службы в Анбу, когда в Команду Ро прислали новичка. Элитный отряд Хокаге принимал только избранных, и остальным членам Анбу видеть в нем ребенка было непривычно и странно, а тем более ребенка из клана Учиха. Однако Какаши отнесся к Итачи с пониманием. Сандайме не случайно поручил именно ему присматривать за новичком Учиха. У них было много общего: во-первых, шаринган, а во-вторых, Итачи слыл гением среди своего клана, и Какаши не понаслышке представлял, какая жизнь уготована таким, как они с Итачи.

Тьма и одиночество.

Вот только мальчик все-таки отличался от него, и различия были в самой их сути.

Какаши с самого раннего детства нес в себе боль и мрак. Он пытался быть идеальным шиноби, следовать правилам, чтобы не повторить позорную судьбу отца, но жизнь ломала его и ставила перед трудным выбором снова и снова. Миссия или Рин. Тензо или жизнь. Хокаге или Данзо. Слишком много сомнений и тяжелых решений и слишком большой груз неприятных воспоминаний за плечами. Каждое утро он просыпался, смотрел на свою руку и пытался смыть с нее жгучее ощущение электричества, крови Рин и тепла ее груди вокруг запястья. Это продолжалось до сих пор.

А вот что творилось в душе у Итачи, Какаши не имел ни малейшего понятия. Парень всегда был внешне спокоен, хорошо подавлял эмоции и действовал решительно, без колебаний. Не падал, не сомневался, не терялся впотьмах. По крайней мере, так казалось со стороны. Тогда как Какаши жил прошлым, машинально выполнял свою работу и ничего от жизни не ждал, Учиху Итачи прошлое не тянуло камнем ко дну. Он явно к чему-то стремился. Стремился уверенно. И, наблюдая, с какой легкостью этот ребенок справляется с работой Анбу, Какаши боялся предположить, что вообще происходит у него в голове, какие он преследует цели и чем живет.

Кроме того, потенциал мальчишки оказался настолько велик, что рядом с ним Какаши чувствовал себя ущербным. Когда-то давно он сам, признанный гений, презирал Обито за бестолковость и бесполезность, не до конца понимая, какая сила зашифрована в его генах. А ведь Обито был Учиха. И всю жизнь после его гибели клан Учиха преследовал Какаши, словно плата за насмешки над покойным товарищем.

Какаши завис на границе: он не был Учиха, не мог раскрыть полную силу глаза, но в то же время шаринган Обито будто бы отделял его от прочих джонинов, и те невольно относили его ближе к Учиха, чем к себе.

Их связывали вновь и вновь.