не знала. Хотя… ничего не меняется. Так было всегда. Что не жизнь твоя, то сплошная драма! Я не въезжаю в одно: как до сей поры твоя история жизни не экранизирована? — И добавляет с напряжением: — И Максимилиан о вас с Джексоном знает. Милана, нужно уже как-то определиться со всем. Не то лишишься и работы, и любви. Подумай уже о себе! Не о том, как угодить и помочь каждому нуждающемуся в чем-то, а о себе!

Горящая желанием быть полезной, я и вправду перестала думать о себе. Живу наполовину, живу, чтобы помочь другому, ночами забываюсь неглубоким сном.

— Милана! Задумайся об этом, когда будешь одна. Мне нужно будет совсем скоро ехать, а перед этим я сделаю тебе особенный подарок. Я спущусь к машине и вернусь.

— Какой подарок? Зачем? Ритчелл…

Она отмахивается рукой и отходит минуты на три.

— Ты можешь надеть его, даже если ты уже купила другое! — Подает мне белую прямоугольную коробку, украшенную атласным бантом. — Ты сделаешь счастливой меня… И еще кое-кого…

— Ритчелл! Хватит говорить о Джексоне! — И с вожделением к нарядам, не потухающим во мне, с нетерпеливостью я раскрываю верхнюю часть прекрасного ящичка и в эту же секунду ахаю, не жалея восторженных слов. Поднимаю вверх — мои глаза горят, как искорки от бенгальских огней, и осматриваю роскошную красоту длинного, цвета магнолии платья, на сетчатом, без рукавов, с полуоткрытым сзади бюста которого вкраплены цветения сиреневых малюток, ощетинившихся роз, с серебристым отливом на кончиках. От талии до пола тянется пышная-пышная юбка, сверху покрытая несколькими сетчатыми слоями, настоящими полями лаванды. По длине тянется кисея лепестков, словно живых. «Когда-то папа, лет десять назад, обещал, когда я вырасту, купить мне платье с розами, похожее на это, но все его слова оказались пустыми». Восхитительно! Оно поглощает меня, накаляет желанием примерить его, покружиться в нем. Очутиться бы одним взмахом в фиолетовых рядах Прованса, уходящих в бесконечность, и пробежаться бы навстречу ветру. Я полностью достаю чудесное одеяние и случайным образом замечаю белый прозрачный пакет, залегающий под ним. Туфли! Боже! Нежные, пастельно-розовые, с узкими носами и на шпильках, выражающие бесконечную женственность. Лодочки завоевывают сердце. Оглядев их, я ставлю рядом, но взгляд опять заволакивает платье, никак не дает покоя искусная вещь, будто пленительное светило, от которой не оторваться. Заходящее солнце бросает через окно тени, освещая мою фигуру, утонувшую в лавандовом покрове. Я разглаживаю изнеженные кустистые розочки, как бутончики полуотверстых губ, блуждая в другом мире, очерчивая в памяти, как Луиза с Джошем, дремля на солнечном припеке, расстилались душою в мантии из роз, точивших благовония капля за каплей.

— Ритчелл, это… это… спасибо… — Поворачиваюсь, но от подруги и след простыл. Ритчелл? Она ушла?

— Милана, кого ты зовешь? — издает Даниэль из соседней комнаты. — С тех пор как уехала Ритчелл, прошло минуть двадцать. Она передала, что ты была такой мечтательной и счастливой, что ей не хотелось тебя выводить из этого состояния.

Я недоумеваю. Целых двадцать минут я выбыла из реалий и была по ту сторону жизни? Я за собой это замечала и ранее, когда была одна, но, чтобы в присутствии кого-то не удержать сознание и провалиться…

— Она не говорила ничего больше? — говорю и тем временем складываю наряд до завтра и, пододвинув баул к стене, бережно кладу на него одеяние.

— Просила передать, что будут с Питером ждать нас завтра раньше положенного времени! И Ритчелл что-то пробормотала про Лизу и Клару, с которыми то ли нас за столик посадят, то ли… они хотят познакомиться со мной, заиметь друга испанца… — Это те самые ее двоюродные сестры. — Ну и всё. Больше ничего.

Крикнув «понятно», я больше не отвлекаю Даниэля, в эти часы у него запланированная гимнастика, и перебираю всевозможные прически на короткие волосы, глазея журналы, чтобы найти ту, которая бы подошла под наряд, подаренный подругой.

Глава 58

Милана

Небо, накаленное августовским солнцем, затканное белоснежными лилиями, дышит свадебным ликованием. Мир людей и мир флоры, и фауны празднует и наслаждается счастьем. Поодаль поют птицы, исполняя проникновенную мелодию. В лучезарном сиянии природы пробивается нежное невидимое воркование влюблённых. Окружающая среда в трепетном ритме подготовилась, чтобы встречать новобрачных, выставив напоказ свои прелести, скрытые красы… Цветы увеличивают лихорадочное дыхание, расточая благовонные струи под ласковым райским светом, спускавшимся с края небес. Из отверстий кудрявых облаков осыпается золотой пыльцой вселенная дня. И всё это у нас на глазах! Как это может поразить человека! Душа природы разделяет союз мужчины и женщины, и сама прихорашивается на торжество.

Впереди тянется небольшой сад, пышущий растительностью, где каждый цветок кажется песней. Раскинувшийся перед глазами замок, упирающийся в склон, представляет собой изящное великолепие, являющееся местом обиталища владельцев былых времён — Августа и Софии37. Живописные окрестности, изобилующие величественными видами, могут поразить любых художников. Очаровательный пейзаж с отпечатком прошлых столетий внушает чувство умиротворенности! Какая роскошь! Обдувающий нас ветер в сочетании с протягивающимся сладким приторным благоуханием роз для изощренных чувствительных натур так и влечет к центру празднования. Протекающее левее озеро, затопленное солнечными лучами, с бьющимся фонтаном, разбавляет сладкий воздух утонченными брызгами. Машины лихорадочно подъезжают, выстраиваясь в ряды.

— Любимая испаночка, так мы зайдем на территорию замка или будем стоять у входа? Не знаю, как тебе, но мне уже не терпится увидеть, что внутри. Снаружи неописуемое зрелище, — в весёлом тоне произносит человек на коляске. Читаю в глазах этого мужчины радостное нетерпение поскорее стать частью живой массы людей. — И куда ты всё время поминутно оборачиваешься?

Вовлеченная в вихрь мыслей, думая то об одном, то о другом, счастье во мне сплетается с болью. Хочется заплакать от волнения. Ноги не слушаются меня, будто я сама парализована. Нерешительность сковывает душу.

— Тебя берут сомнения? Я ещё утром говорил, что, если тебя это как-то задевает, я могу и не быть там. Мне уехать, любимая? — Узрев мою скрытную нервозность, спрашивает он, но в его словах нет ни единого намёка на обиду. — Мне уехать, чтобы ты ощущала себя комфортно? Не отмалчивайся. Я же всё понимаю…

Размышления, последовавшие за его предложением, на секунду, неизвестно почему, приносят мне копну радости. Невластная над своим воображением, я представляю, каким бы мог быть этот вечер, если я была бы одна, — могла не только открыто смотреть на того, по ком успела так сильно соскучиться, но и временами общаться с ним в сторонке. Может, он вторично будет маскироваться под шляпой мексиканца, чтобы быть со мной?.. Я уверена,