с шепелявым акцентом, изобличающим в нем уроженца Испании, высказывает, как счастлив за Ритчелл и Питера, с которым он успел за короткое время подружиться. Родители невесты с радостью принимают его слова. Затем Эндрю говорит, что Ритчелл ещё не приехала из-за небольшой пробки, вследствие аварии по пути, но она уже скоро прибудет, как раз к этому времени и соберутся все гости. Аннет откликается на слова мужа, сообщая, что так и знала, что что-то пойдёт не так, это чувствовало её материнское сердце. Эндрю успокаивает, говоря, что это непредвиденное обстоятельство, и в скором времени их дочь будет на месте. Питер, указывает Эндрю, должен быть где-то здесь, он видел их с Джексоном. Ощутив лёгкий толчок в сердце от этого имени, я пытаюсь не показывать им свои вспыхнувшие глаза, принявшиеся искать того, по ком неистово грезила. Перед уходом Аннет уточняет, придёт ли Анна с Марком, но я отвечаю коротким: «Не знаю», так как совершенно не общаюсь с матерью.

— Доброжелательные такие… с ними так приятно поддерживать диалог! — как только они уходят, отзывается Даниэль, а я улыбаюсь вымученной улыбкой.

Я по-прежнему пробегаю глазами по территории и,

резко развернувшись, мой глаз различает вдалеке двух лиц, по росту и манерам которых можно разузнать, кто есть кто. Один — высокий, энергичный, любитель жестикулировать, доказывать своё мнение, другой — чуть ниже, не такой быстрый, как первый, но и не медленен, спокойно-тихий и с запасом бесконечных шуток. И свет для меня гаснет. Как только я уличила его глазами, то все другое плывет мимо меня пушистым облаком, становится призрачным туманом.

— О, я, кажется, нашёл жениха. Переговаривает с каким-то парнишкой. Давно не общался с ним! Идём! Заодно и я сразу поздравлю его, чтобы потом не перед всей густой толпой позориться. Ты же знаешь, я в речах не силен в сравнении с тобой. Ты наверняка такие слова подготовила, что доведут каждого до слез!.. Я прав, любимая?

У меня забилось сердце. Он что, не узнал Джексона?

— Не совсем. Может, потом пойдем? — Страстное волнение потрясает душу. Судорогой сводит мышцы.

Не слушая меня, он уже катит кресло прямо.

Приближаясь, не спеша, я разглядываю братьев. Метающий, как молния, представляет образец безупречности. На нём чёрные классические брюки и белая рубашка, сверху которой накинут ослепительно-яркий белоснежный пиджак с чёрными бархатными лацканами и чёрными пуговицами. Широкоплечий, с прямой осанкой, принявший весьма серьезный вид, не расточающий без надобности улыбки налево и направо, с идеально подобранной одеждой — выдает в нем человека из большого света, со своими убеждениями, своим гардеробом мыслей и своим темпераментом. Наружно он, бесспорно, располагает к доверию и так будто и призывает к себе официальных персон, не терпящих с ним переброситься парочкой слов. И этим не ограничивается. Разрастающаяся масса женщин так и поглядывает на красавца мужчину, без опаски обводя пожирающим взглядом, обмениваясь между собой короткими словечками, смешком привлекая его внимание. «Он и впрямь ничего», — слышится от посторонних юных прелестниц. Равнодушно относясь к рвениям хитрых женских душ, утаивая в себе загадочную мрачность, он, не догадываясь об этом, тем самым еще больше завоевывает к себе внимание дам, половину которых он уже завлек притягательной силой. Есть в нем что-то такое, что позволяет всего одной брошенной им фразой привлечь чуткое женское сердце.

Ну а кудрявый жених превосходит все существующие рамки моделей. На нём светло-бежевый костюм с жилеткой, нежнейшая сиреневая сорочка, а брюки цвета белого вина. На левой стороне пиджака, у сердца, прицеплена бутоньерка из веточки лаванды.

Питер, заметив меня, улыбается и оповещает об этом Джексона. Тот полуразворачивается и сливается глазами с Даниэлем. Никуда не глядя, кроме него, я выпиваю взглядом его давно не видящие мной черты лица, ставшие с более выраженными скулами. С каждой секундой он оказывает на меня ошеломительное физическое воздействие, отчего навеянное мечтами воображение, уносит меня в буйное море фантазий. И я не перестаю с бессознательным вниманием поглощать его образ. Вспыхнув, как мотылёк, поднесенный к огню, во мне просыпается чувство, заставившее броситься к нему, поддаться сердечному порыву. Что-то невыразимое невиданное тащит меня вперёд и я, подвергнувшись глубокой эмоциональной реакцией, усиливающей ропот сердца, так близко подхожу к нему, что нас разделяет прослойка воздуха, и в этот миг он произносит с необъяснимой отстраненностью:

— С вашего позволения… — Обаяние властной силы сквозит в его голосе. Полный непоколебимого спокойствия, он удостаивает нас неуместным уходом, обвевая до боли знакомым одеколоном, так стремительно, повергая меня в шок. На душе делается еще горше, чем было. Боль все растет и растет. Куда же еще? Но он же, он же заметил меня, но не подал вида. Что это было? «Царапина по сердцу». Я корю себя за допущенную оплошность, и, не улавливая общения Питера и Даниэля, обнаруживаю, что через несколько секунд Джексон обращается к кому-то:

— Приветствую! Рад видеть!

— Стари-и-к! Сто лет, сто зим! — Гремят отголоски рукопожатий. — Ну ты, конечно, граф! Случаем, не ты ли женишься? Какой из Моррисов отдает себя на расправу женщине?

И следом доносящаяся пыль звуков, взрывы восторженного смеха, знакомых мне голосов, наводит меня на подозрения, что прибыли наши друзья, подтягивающиеся в центр змейкой. Где же якорь спасения? Горькая улыбка садится на мои губы, взращенная из глубины моего несчастья. Сердце так колотится, что я еле дышу от волнения. Меня бьет дрожь от страха. Никогда еще в жизни, даже тогда, когда случился разговор между мной, Джексоном и Даниэлем, я не хотела исчезнуть. Прятаться поздно. Крутнувшись, меня сразу же оглушает визжание школьных подруг, увидевших меня: быстро говорливой тощей Митчелл, скромняги, верующей Элены, одетой в белый хиджаб, носящей ею столько лет, сколько я её знаю, и самой интеллектуальной, с математическим складом ума, веселой Кэтрин. Обнявшись, к нам подключаются Алиса, Лилия. Друзья пришли парами, как и на мой день рождения. В двух шагах от нас собирается круг мужчин, все до одного в синих костюмах, кроме Джексона. Женская половина, как на подбор в сиреневых платьицах, отличающихся друг от друга материей, формой и длиной. Обмениваясь радостными приветствиями, Митчелл усматривает Джуану и Итана, и подзывает их к нам. Грудь сжимается от смутного страха.

— Девочки! Какие все красивые! Как на показ мод! — звенит голос Джуаны. В обратную девушки бросают комплименты курчавой, смуглой испанке в пурпурных брюках клеш и черной, в белый горошек, тонкой, просвечивающейся блузе. На праздновании моего дня рождения они все подружились, что бесцеремонная Джуана, проведя с нашими друзьями один день, считает всех своими и ведет себя в