Ты вовремя, Ритчелл. А то я уж не знал, что делать… Что-то не так с ней, а что — не пойму. Изменилось в ней что-то… — Когда он уже оказывается у дверного наличника, за который держится рукой, то, обратив взгляд на нас, отпускает: — Я попрошу бабушку, она заварит чая. Испробуешь с ее фирменным капустным пирогом. Или ты на диете перед свадьбой?

Ритчелл будто делано расправляет губы, отвечая: «Нет, не на диете», а затем: «Спасибо».

Он покидает нас.

Я знаком прошу сесть рядом Жозефину, пахнувшую ванилью, возвещая близость свадьбы.

Тишина между нами дополняется ощущением неловкости. Допускаю, что Ритчелл не преминула про себя подумать: «Ни слова о болезни, ни слова о горе. Он бодр, жизнерадостен и ни капли неунывающий».

Собравшись с остатками сил, я первая молвлю тонким голосом:

— Привет, подруга.

Я так соскучилась по моему человечку, родному, близкому. Она спасет меня от отчаянных монологов. Когда не говоришь с ней, то все держишь в себе — кому же еще выговориться?

И через пару секунд, я заключаю её в объятия; мое молчание выливается в слезы.

— Подруга, как же так? — Заражение происходит быстро. Ритчелл обнимает меня с изливающимися слезами.

Я немотствую, слёзы не дают сказать.

Минуту спустя:

— Бедная моя… Ты такая измученная, поблекшая… Совсем пала духом. В глазах — усталость, — с сочувствием выговаривает она. И она заметила это во мне? — Ты взаправду изменилась… — Она колеблется, кусая кожу губ. — Я должна… попросить прощения, что не смогла ответить на твои звонки… — Я быстро киваю трижды подряд, всхлипывая ей в плечо. Она пытается рассказать причину, но через слово запинается: — Я как-то звонила Джексону и по его голосу поняла, что у вас снова разлад. Он меня уверял, что изменений нет, ты работаешь, но… внутренний голос женского сердца нельзя не услышать. Да и мы же с тобой сестры кармические… Мы и без слов понимаем друг друга… — Замолкает, отдаваясь слезам. — Я набрала тебе, но снова не дозвонилась… И набрала Марку… И узнали мы так обо всем… Я так переживала, думала, как там моя подруга… Мы уходили в поход, с палатками, связи там никакой не было. Мы с Питером всё это время только и разговаривали про вас с Джексоном, про Даниэля. Питер, по секрету, никакой был; он и так все дни чем-то взволнован, не женитьбой, нет. Я-то знаю его. Но он не признается… У нас даже была мысль отсрочить свадьбу, но поскольку часть приглашений уже были разосланы, то, сделав бы так, поступили некрасиво…

Я отслоняюсь и вытираю щеки краем домашней майки. Съезжаю намеренно на пол, прислоняю ноги к груди и обхватываю их руками.

— А приехали вы, когда? — спрашиваю я, но не смотря на нее.

— Мы приехали утром. Питер заселился в гостинице, в Ареньс-де-Мар, я с родителями в Барселону поеду вечером, после беседы с тобой, я ненадолго забежала. Мы там сняли дом на сутки, очень красивый, где меня и будет ранним утром преображать целая команда профессионалов… — Стоит ей сказать о свадьбе, то даже по голосу можно определить, как она светится. — Он же встретил и поселил приезжих гостей недалеко от банкетного зала. Днем собирался наших школьных друзей развлекать, покататься с ними по городу; я же сразу помчалась к вам на ту квартиру… — Встрепенувшись от услышанного, я с трудом слушаю продолжение. «…наших школьных друзей…»

Сделанная ею остановка, говорит о том, что та испытывает смятение.

— Милана, я еще хотела объясниться. Приглашение было создано на вас двоих ещё до того, как Даниэль… — создает паузу. — Питер настоял, чтобы мы и его пригласили… чтобы, как я поняла, сохранить за семью печатями ваши отношения с Джексоном. И он бы узнал все равно, что его друг женится, и поэтому мы решили, чего бы ему не быть на празднике. Но кто же знал, что… Когда я увидела Даниэля, то его улыбка навела на меня мысли, что приглашением мы вызвали радость у него.

Я коротко отвечаю:

— Да.

— Марк, по правде говоря, упомянул о его эмоциональном состоянии. При мне он даже и не подал вид… Как он справляется? Ты часто бываешь у него?

— Я живу здесь… — Я прерывисто вздыхаю, и мои плечи опускаются с каждым словом.

Марк не рассказал об этом?

— Живввввв-ёёёё-шь? — Она опускается ко мне и сумасшедшими глазами прожигает меня, тряся моё колено.

— Да… — И с тяжелым сердцем признаюсь: — Мы расстались с Джексоном.

— Как? Как расстались? Зачем расстались? Ты с Джексоном рассталась? — Оглушает правое ухо.

Джексон не поделился?

К нам заходит Анхелика.

— Миланочка! Я тебе и твоей гостье чайка принесла с пирожком. Кушайте.

Я поднимаюсь с пола и, шаркая в тапках, забираю поднос и благодарю её, утыкаясь глазами вниз. «Ей не нужно видеть меня заплаканной».

Подаю Ритчелл. Шокированная, чрезвычайно озадаченная, она и не берет ничего.

— Милана, как расстались? — в нервно возбужденном тоне Ритчелл издает возглас. — Так вы врозь опять? Джексон с ума, что ли, сошёл? — В ней зажигается огонь негодования. — Как он мог допустить это? Ты живёшь здесь, помогаешь Даниэлю, но зачем расставаться друг с другом? Нет, я, конечно, понимаю, что ему неприятно, что ты сутками торчишь возле него… то убираешь, то кормишь, то гуляешь… Наша «добрая душа» при виде чужого несчастья неизменно вводит в строй сантименты.

Ссутулившись, молча, я осторожно прихлебываю горячий чай и, сделав еще один глоток, ломаю сопротивление над собой об удержании истинной причины. Я набираю воздуха, чтобы ответить.

— Джексон здесь ни при чем. Это я бросила его, — бесстрастно освещаю ее я.

— Ты спятила? — машинально выкрикивает она.

— Может, и спятила, — тоскливо отвечаю я, приложив губы к чашке, вдыхая струящийся парок от ароматной земляники.

— Чтобы ты, Милана Фьючерс, вот так изволила взять и бросить существо, о котором столько грезила, столько писала и столько лет любила? Не верю! И поэтому остригла свою гриву?

Что за беспардонное суждение? Моя грива не связана с ним.

— Да, это так. Без гривы, разумеется.

— Так! Всё! — жестко, не понятно к чему отрезает она. — Звони ему и говори, что это была ошибка! Звони! Звони с моего! — Она дает свой телефон, но я, как сидела, так и сижу.

— Ритчелл, я никому не буду звонить. Это не ошибка. Это — мой выбор. Я дала одно обещание… — Обещание Армандо, что не оставлю Даниэля. — И связана по рукам и ногам! — спокойно объясняю я и кладу кусочек выпечки в рот. — Оставим это, расскажи, как вы время провели и как…

— Нет! — Ее тон принимает приказывающий