Реформы танзимат явно способствовали еще большему разрыву между мусульманами и немусульманами и только усилили недовольство обеих групп. Немусульманам не составляло большого труда представить себе, что они могли бы стать богаче за пределами османского государства, а готовность иностранных держав выступить в их защиту сделала эту мечту вполне осуществимой. Вопреки намерениям реформаторов меры, направленные на создание «хорошего государственного управления», в некоторых отношениях оказались контрпродуктивными, потому что предоставление провинциям определенной автономии мешало централизации, которую пытался навязать Махмуд II, а регионы, в которых преобладало немусульманское население, получали дополнительный повод надеяться на то, что в будущем они будут существовать в ином качестве. Пример Греции продемонстрировал, что такие надежды могут стать реальностью.

Государственные деятели того времени знали о тяжелых проблемах которые так и не были решены реформами танзимат, но предложенные ими решения оказались недостаточными. Вот на что обратил внимание Али-паша в своем политическом завещании, которое он написал для султана Абдул-Азиза:

Вскоре появились явные подтверждения того, что неравный призыв на воинскую службу и насаждение западных представлений о частной собственности с помощью принятого в 1858 году земельного права оказывают вредное воздействие. Так, согласно британским источникам, в 60-е годы XIX столетия мусульмане уступали свою землю христианам, у которых были деньги, чтобы ее купить. И, кроме того, во время войны эти мусульмане находились на фронте, а не отсиживались дома.

В отличие от европейских монархов, османские султаны никогда не уезжали далеко от столицы империи, за исключением тех случаев, когда они возглавляли армию. В 1863 году, вскоре после того, как сын Ибрагим-паши Исмаил пришел к власти в качестве наследственного губернатора Египта, султан Абдул-Азиз посетил эту провинцию в тот период, когда она находилась в состоянии мира, с намерением убедить Исмаила умерить свои амбиции. Но это мало что изменило: уже через три года Исмаил добился издания указа, разрешавшего наследование должности, которую он занимал, по праву первородства, причем именно по его линии, тем самым заменив преобладавший до этого момента принцип наследования по старшинству. Кроме того, он добился и еще одной уступки, которая оставалась недостижимой для Мехмеда Али и Ибрагим-паши. Он получил право заключать договоры на свой страх и риск и брать ссуды. Его новый титул, хедив, свидетельствовал о его возвышенном положении, которое превосходило положение губернаторов других провинций империи. Хедив Исмаил оказался ревностным защитником начатого Мехмедом Али эксперимента по движению в направлении независимости и, подобно своему деду, продолжал упорное соперничество со своим монархом. Абдул-Азиз явно находился под влиянием своего визита в Египет, потому что, вернувшись домой, он украсил свой новый дворец в Бейлербеи, на берегу Босфора, рисунками в эклектическом стиле на мавританские, восточные и псевдомамлюкские мотивы. Нечто подобное он, должно быть, видел в Каире. Это было полной противоположностью беспредельному унынию дворца его брата в Долмабахче. Североафриканское влияние прослеживалось и в убранстве дворца Чыраган, строительство которого было завершено в 1871 году.

Если османские султаны хотя и редко, но все же покидали свою столицу помимо тех случаев, когда они возглавляли армию, то за границы своей империи они практически никогда не выезжали. Но в 1867 году Абдул-Азиз предпринял первый и последний заграничный визит османского султана. Тогда он провел шесть недель во Франции, приняв приглашение Наполеона III посетить Парижскую выставку, а затем прибыл в Лондон, где провел одиннадцать дней в качестве гостя королевы Виктории. Там он посетил военные объекты, парламент и такие учреждения, как Королевское азиатское обществом и Королевский колледж хирургов. Домой он поехал через Бельгию, Германию, Австрию и Венгрию. Хедив Исмаил также посетил Парижскую выставку, и ему был оказан столь же великолепный прием. Абдул-Азиз вполне понимал, что ему грозит опасность отойти на второй план. На самом деле Исмаил был лучше знаком с Европой, чем султан, поскольку в период между 1846 и 1848 годами он учился в Париже, а в 1855 году находился там с дипломатической миссией. Как и Абдул-Азиз, Исмаил очень хотел продемонстрировать, что в его владениях быстрыми темпами идет модернизация, и желал укрепить связи с Францией. Его усилия были вознаграждены, так как в следующем году Франция предоставила Египту крупный заем.

В 1859 году начались работы по строительству Суэцкого канала. Открытый в 1869 году, этот канал заставил Британию и Францию пересмотреть свои интересы и сосредоточить внимание не на Османской империи с центром в Стамбуле, а на тех возможностях, которые теперь открывались за пределами Ближнего Востока. Кроме того, канал облегчал туркам доступ к Йемену, где с середины столетия они вели непопулярную войну с целью вновь подчинить бывшую провинцию империи. Строительство канала значительно укрепило авторитет хедива Исмаила, а его открытие было отмечено чрезмерно пышной церемонией. На этот раз Европа посетила Восток и была совершенно поражена. Полностью оплаченные, трехнедельные празднования стали продолжением церемонии открытия. Пирами и развлечениями сопровождался приезд многих гостей, а также закладка нового города Исмаилия. Вереницу кораблей, двигавшихся по каналу на юг, возглавляла французская императорская яхта с императрицей Евгенией на борту. Хвастовство хедива Исмаила стало причиной открытого недовольства султана, и только с помощью роскошных даров Исмаилу удалось добиться подтверждения привилегий, которые были ему дарованы.

Период между серединой 50-х и серединой 60-х годов XIX века стал временем процветания. Тогда Египет извлек пользу из резкого взлета цен на хлопок, так как по причине гражданской войны в США американский хлопок исчез с мирового рынка, и хедив Исмаил вкладывал большие суммы в железные дороги, а также в строительство канала и другие общественные работы. Для хедива, как и для египетских крестьян, окончание хлопкового бума означало долги, и Египет стал повсюду брать кредиты (чему потворствовали его западные партнеры), что к 1875 году поставило страну на грань банкротства.