Джия встала. Ее мантия насквозь промокла от крови Роберта, стило безвольно повисло в руке.

– Он мертв, – произнесла она.

Эти слова словно отворили клетку, и звери вырвались наружу. Стражники взлетели по ступеням и прыгнули на Аннабель с обнаженными мечами. Та развернулась с нечеловеческой быстротой и сделала выпад, вспоров Мечом грудь и одному, и другому. Когда они повалились, раздались крики, и Эмма, выхватывая из ножен Кортану, взбежала на помост и перепрыгнула к Джулиану, закрыв его собой.

Отсюда ей было видно весь Зал Совета. Тот превратился в бойню. Некоторые выбегали в двери. Блэкторны и Кристина вскочили на ноги и прорубались к помосту, хотя шеренга стражников их не пропускала. Ливви на глазах у Эммы нырнула под руку стражника и принялась проталкиваться к ним с Джулианом. В руке у нее сверкал длинный меч.

Эмма оглянулась на Аннабель. Вблизи было ясно – что-то у нее внутри сломалось. Она выглядела совершенно безучастной, глаза погасли. Аннабель скользнула по Эмме равнодушным взглядом. В зал ворвался Алек. Он потрясенно смотрел на помост, его лицо было искажено горем.

Аннабель прыгнула на Джулиана как кошка, вспарывая воздух перед собой мечом. Вместо того, чтобы отбить выпад Аннабель Кортаной, Эмма бросилась в сторону, сбив Джулиана на гладкие доски помоста.

На мгновение он очутился совсем рядом; они были вместе, тело к телу, и она ощутила, как наполняет ее сила парабатаев. Меч Смерти вновь опустился, и они отскочили в сторону друг от друга, удвоив свою силу, а клинок вонзился в дерево у них под ногами.

Зал полнился криками. Эмме показалось, что она слышит, как Алек зовет Роберта: «Папа, папа!». Она подумала о гобелене с его портретом в кабинете у Роберта, подумала об Изабель. И развернулась с Кортаной в руке, плашмя ударив по Маэллартаху.

Оба клинка задрожали. Аннабель отдернула руку, которой держала Меч, ее взгляд вдруг стал диким. Кто-то громко звал Джулиана. Это была Ливви, карабкавшаяся на помост сбоку.

– Ливви! – заорал Джулиан. – Убирайся отсюда!..

Аннабель вновь замахнулась, и Эмма вскинула Кортану, отбивая выпад, тесня Аннабель, ударив ее изо всех сил. Они скрестили клинки. Раздался оглушительный лязг…

…и Меч Смерти разлетелся на куски.

Во клинку пробежала зубчатая трещина, верхняя половина отвалилась. Аннабель вскрикнула и отшатнулась, а из сломанного меча, как смола из срубленного дерева, хлынула черная жидкость.

Эмма рухнула на колени. В руку, которой она держала Кортану, словно ударила молния. Запястье гудело, Эмму трясло. Она вцепилась в рукоять Кортаны правой рукой, отчаянно стараясь не выронить меч.

– Эмма! – Джулиан держал руку скованно, как будто его тоже задели.

Боль в запястье постепенно стихала. Эмма попыталась встать на ноги, споткнулась и прикусила губу от досады. Как ее тело смеет ее предавать?

– Я в порядке… в порядке…

Увидев сломанный Меч Смерти, Ливви ахнула. Она уже забралась на помост; Джулиан протянул руку, и Ливви бросила ему свой меч. Джулиан ловко поймал его и повернулся к Аннабель, которая не могла отвести глаз от сломанного клинка в своей руке. Консул тоже видела, что произошло, и уже направлялась к ним.

– Все кончено, Аннабель, – произнес Джулиан. Он выглядел не торжествующим, а очень усталым. – Кончено.

Аннабель глухо зарычала и прыгнула. Джулиан вскинул клинок. Но Аннабель пролетела мимо, ее черные волосы летели за ней, как шлейф. Она оторвалась от земли и на мгновение стала поистине прекрасна – Сумеречный охотник в зените цветущей славы, – а затем легко приземлилась на деревянный пол на краю помоста и вонзила зазубренный обломок клинка Ливви в сердце.

Глаза Ливви широко распахнулись. Она приоткрыла рот, как будто удивилась, увидев что-то маленькое и неожиданное – например, мышь на кухонном столе. Опрокинутую вазу с цветами, сломанные наручные часы. А не что-то огромное. Не что-то ужасное.

Аннабель, тяжело дыша, отступила. Она больше не казалась прекрасной. Ее платье и рука стали красными и черными.

Ливви с недоумением коснулась рукояти Меча, торчавшей у нее из груди. Ее щеки залила краска.

– Тай? – прошептала она. – Тай, я…

Колени Ливви подогнулись, и она упала на спину. Клинок был похож на вцепившееся ей в грудь большое мерзкое насекомое – на металлического комара, сосавшего кровь, бежавшую из раны, алую с черными разводами от меча, и растекавшуюся по полу.

Тай, стоявший в проходе Зала Совета, поднял голову и его лицо посерело. Эмма понятия не имела, видит ли он их за собравшейся толпой – видит ли сестру, видит ли, что случилось, но вдруг он прижал руки к сердцу, упал на колени и, как Ливви, упал наземь.

Джулиан издал звук. Эмма не могла его даже описать – не человеческий звук, не вой и не вопль. Этот звук словно вырвали у него изнутри, будто что-то продиралось наружу прямо из груди. Он выронил меч, который Ливви принесла ему, так сильно рискуя, упал на колени, подполз к ней и прижал ее к себе.

– Ливви, Ливви, моя Ливви, – шептал он, баюкая сестру, торопливо убирая с ее лица мокрые от крови волосы. Крови было так много… За несколько секунд она покрыла Джулиана с ног до головы; вся одежда Ливви насквозь пропиталась кровью, даже в туфлях хлюпала кровь. – Ливия… – Руки Джулиана тряслись, он достал стило, приставил его к ее руке.

Целебная руна исчезла, как только он ее нарисовал.

Эмму как будто ударили под дых. Некоторые раны были неподвластны ираци. Целебные руны исчезали с кожи только в том случае, если в деле был замешан магический яд – или если человек был уже мертв.

– Ливия! – Нголос Джулиана стал громче, перебивая сам себя, словно накатывавшая на море волна. – Ливви, маленькая моя, пожалуйста, солнышко, открой глаза, это Джулс, я тут с тобой, я всегда с тобой, пожалуйста, пожалуйста…

Перед глазами у Эммы взорвалась чернота. Боль в руке прошла; она не чувствовала ничего, кроме ярости. Ярости, заслонившей от нее все на свете – кроме скорчившейся за кафедрой Аннабель, которая смотрела на Джулиана, баюкавшего мертвое тело сестры. Смотрела на дело рук своих.

Эмма вихрем развернулась и пошла на Аннабель. Той некуда было деваться. Стражники оцепили помост. В Зале продолжал бурлить хаос.

Эмма надеялась, что Тай потерял сознание и ничего этого не видит. В конце концов он очнется, и ужас того, что его встретит, погнал Эмму вперед.

Аннабель отшатнулась, поскользнулась и повалилась на пол. Она подняла лицо на нависшую над ней Эмму – то превратилось в маску ужаса.

В голове у Эммы зазвучал голос Артура: «Милосердие лучше мести». Но шепот Джулиана и рыдания Дрю его заглушили.

Она опустила Кортану, рассекая воздух, точно косой – но пока меч летел вниз, из окна за спиной у Аннабель мощно, словно взрыв, повалил чернильно-черный дым. Эмму отбросило взрывной волной. Падая на колени, она успела заметить в дыму движущиеся очертания – проблеск золота, промельк символа, который навеки отпечатался у нее в мозгу: преломленная надвое корона.