– Мы узнали, когда состоится сражение, – возразил я, хотя лишь сейчас это понял и задумался, какие еще знания проникли в темную материю моего мозга, пока я был на горе. – Нужно уведомить легионы. Я отправлю телеграмму, как только мы вылетим. Понадобится подкрепление. Все доступные корабли должны быть отправлены к Беренике.

– И это все, ради чего мы сюда прилетели? – Дюран еще не закончил. – Подкрепления? Это не слишком-то хитроумная стратегия, милорд.

– Довольно! – рявкнул я и протянул руку. Только второго Бассандера Лина мне не хватало. – Коммандер, дайте мне ваш пистолет.

Бастьен Дюран вздрогнул.

– Что? – Корво встала между нами. – Адриан, что ты задумал?

Я проигнорировал капитана.

– Ваш пистолет, коммандер Дюран. Пожалуйста.

Норманский офицер осторожно снял очки и подошел ко мне, на ходу вынимая из кобуры пистолет. Ему, как вахтенному офицеру, позволялось носить оружие вне боевых действий. Мой меч остался в каюте. Впрочем, меч не смог бы столь ярко сыграть в том спектакле, который я задумал. Я взял у Дюрана оружие, повертел в руках. Пистолет был тяжелее, чем я ожидал. Не фазовый дисраптор и не плазмомет, а короткоствольный электромагнитный рельсотрон с высоким ускорением. В легионе такие были под запретом: на борту звездолета из такого оружия можно было легко повредить оборудование или пробить корпус в неудачном месте. Похоже, прежний наемник единственный раз в жизни поступился законом ради личного удобства.

Для моей ситуации пистолет подходил идеально.

Я отыскал предохранитель и снял с него пистолет.

– Подойдите, – жестом поманил я успевшего отойти коммандера.

– Адриан, что ты задумал? – повторила Корво.

– Бастьен, подойдите.

Я расстегнул тунику слева, обнажив грудь. За моей спиной была переборка с вмонтированной голографической панелью. Я прижал дуло пистолета к груди и, взяв Бастьена за руку, нажал его пальцем на спусковой крючок. Валка с криком бросилась к нам.

Но ни она, ни Корво не успели мне помешать.

Рельсотрон взвизгнул. Грохнул выстрел. Вольфрамовая пуля вдребезги разнесла голографическую панель; осколки разлетелись, как шрапнель. Офицеры оттащили от меня Дюрана, принялись звать врача.

– Я цел, – сказал я, отпуская Дюрана.

Тот выронил пистолет и, шатаясь, повалился прямо в руки двух младших офицеров. Он был ошарашен, его трясло. Я провел ладонью по груди, на которой не осталось ни следа, и позволил моему новому зрению отступить. Существовало множество альтернативных реальностей, в которых Дюран не стрелял. Множество Адрианов, в которых не стреляли. Мое сознание вместе со зрением распределилось по этим бесконечным параллелям, и в тот момент, когда сквозь меня прошла пуля, я поменял одну из них на другую.

И остался невредим.

– Теперь верите? – холодно спросил я, шагая вперед и выстукивая тростью по полу. – Или у кого-то остались сомнения?

Ошарашены были все, кроме Лориана. Маленький человечек ощупывал разбитую панель, убеждаясь, что она настоящая.

– Тебя в самом деле нельзя убить, – выдохнула Корво.

– Можно, – ответил я. – Но не так легко, как вас.

Чтобы пользоваться этой способностью, требовалось огромное усилие воли.

Думаю, сознание – это механизм, который мы, люди, развили для того, чтобы сортировать нити времени. Мы делаем это неосознанно, и большинству из нас этого достаточно. Я почти не отличаюсь от других – просто я научился слушать.

Видеть.

Дюран по-прежнему стоял разинув рот.

– Теперь вы мне верите? – повторил я.

Он молча кивнул.

– Хорошо, – сказал я, оглядываясь на остальных. – Тогда этот вопрос улажен. Немедленно приготовиться к вылету на Беренику.

Опираясь на трость, я прошел мимо Дюрана и проковылял к занимавшему всю стену переднему экрану, мимикрирующему под окно. На нем виднелся красно-рыжий диск Анитьи. Я едва мог различить на горизонте одинокую гору, коричневую и покрытую зубцами. Других гор было не видать.

– Дораяика знает о Беренике. Нападение на Монмару должно было заставить нас отступить и перегруппироваться у Береники. Дораяика ждет, пока плод созреет. Скомандовав отступление, Оберлин с легионами сплясали под его дудку.

– Милорд, откуда вы все это знаете? – спросил Коскинен.

– Я это видел, – ответил я, не сводя глаз с вершины.

Младшие офицеры принялись шептаться. Я услышал слово «Полусмертный» и вспомнил Каракса, сэра Фридриха и собственный герб-трезубец на фоне имперского солнца. Передо мной мелькнуло еще одно будущее, в котором я восседал на Соларианском престоле с белым камнем на лбу – тем самым кусочком скорлупы, который я до сих пор носил на шее. Я даже видел на стене его слабое отражение.

Столько возможных будущих.

Столько сомнений.

Небеса над Дейрой сверкали от вспышек субсветовых двигателей. За два года пребывания на Беренике я уже привык машинально поднимать голову и смотреть, как над окружающими меня с двух сторон серыми стеклянными башнями и хмурыми каменными стенами города-каньона, над скальными уступами на западе и гладкой сталью Ураганной стены на востоке проводит учения наша флотилия.

Это было все равно что смотреть на ожившие созвездия. Корабли находились так высоко, что даже могучие дредноуты казались застывшими на небосклоне звездочками или медленно бредущими по орбите планетами.

– Сколько раз это видел, а все равно глаз оторвать не могу, – сказал за моей спиной Паллино.

Я оглянулся на старого хилиарха, одного из двух еще оставшихся со мной мирмидонцев с Эмеша. Остальные телохранители держались на почтительном расстоянии. Пока я остановился у ограждения, они внимательно смотрели вперед.

– Если подумать, раньше на Зигане в небе всегда было столько кораблей, что звезды не разглядеть. Да и не скучал ты по ним. Что изменилось? – спросил я, опираясь на тросточку, с которой не расставался с Анитьи. – Ты знаешь, что древние верили, что ночь – это занавес? А звезды – дырки, сквозь которые видно день?

– Никогда такого не слышал, Адр, – ответил Паллино.

Повисло неловкое молчание. Он хотел, чтобы я продолжил путь. Опаздывать было нельзя.

– Здоровенный занавес, – добавил он, с прищуром глядя голубыми глазами в темноту. – Многовато Тьмы.

– Главное – свет, – спокойно ответил я. – Где свет – там наши пушки.

Резко вдохнув и собравшись с мыслями, я повернулся и пошел по дороге, ведущей от наших апартаментов в нижней части города, где над каналом располагались также дворец губернатора и высокие пентхаусы богачей, к промышленным и торговым кварталам, укрывшимся в тени Ураганной стены.