– Это у вас надо спрашивать, Мерлин.

– Думаю, это уже не луна. Думаю, изначальную луну разобрали на части, чтобы создать ваше бронированное небо. Не знаю, сколько ее изначальной массы ушло на это, но, полагаю, немалая часть. Вопрос в том, что случилось с остатками.

– Уверена, у вас есть теория.

– Я думаю, из остатков они сделали фальшивую луну. Она висит в вашем небе, вращается вокруг Лекифа, но не притягивает ваши моря, как прежняя. У нее имеется гравитация, но недостаточная, чтобы поднимать океаны на прежнюю высоту. И вы правы, ее плотность гораздо ниже, чем я ожидал. Мне действительно следовало присмотреться к ней повнимательнее. Возможно, тогда я смог бы избавить Лекиф от кровавой бойни.

– А теперь вы поняли все?

– Я понял, что у вашей планеты появилась новая луна. Она не висела на этом месте миллиарды лет и не впитывала частицы солнечного ветра. Поэтому вы и не нашли гелия.

– Что же это за объект?

– Именно это я и намерен выяснить. Понимаете, мне известно, о чем тогда думал Веретенник. Он знал, что это не настоящая луна. Возникает вопрос: что у нее внутри? И может ли оно изменить что-либо для выживших, которых вы бросили?

– Если они спрячутся в скорлупу, что с того? – сказала Минла. – Вы же сами сказали, что копать тоннели на Лекифе бесполезно.

– Я думаю не об укрытии. Я думаю о перемещении. Что, если эта луна на самом деле – космический корабль? Ковчег Исхода, достаточно большой, чтобы вместить все население планеты?

– У вас нет доказательств.

– У меня есть вот это. – Мерлин достал одну из старых детских книжек с картинками, принадлежавших когда-то Минле. За семьдесят лет бумага пожелтела, а старые краски потускнели. Но иллюстрации по-прежнему оставались отчетливыми. Мерлин открыл книжку и показал Минле разворот. – Ваш народ помнил, что прибыл на Лекиф на корабле размером с луну, – сказал он. – Может, это правда. А может, здесь какая-то путаница. И я подумал: вдруг вам следовало помнить не то, что вы прибыли сюда на луне, а то, что вы можете на ней улететь?

Минла уставилась на картинку. На мгновение Мерлину почудилось, будто по комнате, словно ветерок в летний день, прошла волна нестерпимой печали. Картинка словно бы перенесла Минлу обратно в прошлое, в те времена, когда она еще не встала на путь, который теперь, семьдесят лет спустя, привел ее на эту кровать, в эту звукоизолированную комнату, к постыдному выживанию на этом корабле. Она была дочерью уважаемого, наделенного властью человека, легко могла стать влиятельной и мудрой. И все же выбрала из всех путей вот этот, темный, и последовала по нему до конца.

– Даже если это корабль, – тихо проговорила она, – вы не сможете погрузить всех на него.

– Тогда я умру, пытаясь это сделать.

– А как же мы? Вы бросаете нас на произвол судьбы?

Мерлин улыбнулся. Он ждал этого вопроса.

– Здесь, на корабле, тысяча двести человек. Часть из них – дети. Не все замешаны в ваших махинациях, и потому не все заслуживают смерти от столкновения с хескерами. Я оставляю вам оружие и партию прокторов, которые покажут, как его установить и использовать.

Впервые с того момента, как Мерлин вошел в комнату, Минла снова заговорила как лидер:

– Это что-нибудь изменит?

– У вашего корабля появится шанс. Это все, что я могу предложить.

– Значит, будем рассчитывать на то, что есть.

– Мне очень жаль, что так получилось. Несомненно, я повлиял на то, кем вы стали. Но не я превратил вас в чудовище.

– Нет, – отозвалась Минла. – Я, по крайней мере, буду отвечать за себя саму – и за то, что я спасла двенадцать сотен своих соплеменников. Если для этого понадобилось чудовище, не значит ли это, что мы иногда нуждаемся в чудовищах?

– Возможно, и так. Но это не значит, что мы хоть на мгновение простим их. – Мерлин осторожно, так, словно вручал подарок, положил книжку на грудь Минле. – Боюсь, мне пора идти. У меня будет не так уж много времени, когда я вернусь на Лекиф.

– Пожалуйста! – взмолилась Минла. – Только не это! Не так!

– Так уж все это заканчивается, – сказал Мерлин и направился к выходу. – Прощайте, Минла.

Двадцать минут спустя он уже был в Паутине и мчался обратно к Лекифу.

«Много можно об этом рассказать, и когда-нибудь я сяду и запишу все как следует. Пока что достаточно сказать, что я был прав, поверив своей интуиции касательно луны. Жалею лишь, что я не сложил все воедино раньше. Возможно, тогда Минле не пришлось бы совершать свои преступления.

Я спас не столько людей, сколько хотелось бы, но все же спас многих, брошенных Минлой на смерть. Полагаю, это чего-то да стоит. Беда была близко, но если что и можно сказать о технологиях уровня Пролагающих Путь, так это то, что ими воспользуется и ребенок. Они были подобны детям с игрушками богов. Оставили эту луну здесь из благих побуждений, и хотя ее пришлось замаскировать – чтобы она могла обмануть хескеров, или ради кого там они построили ложное небо, – саму луну оказалось нетрудно взломать, когда цель стала ясна. А как только она начала двигаться, как только ее огромные двигатели заработали после десятков тысячелетий бездействия, никакая сила во Вселенной уже не удержала бы ее. Я наблюдал за летящей луной, пока не убедился, что она направляется в сектор, вроде бы свободный от хескеров – во всяком случае, пока. Это будет непросто и займет несколько столетий, но, я думаю, они справятся, имея на своей стороне силу и мудрость.

Я сейчас в Паутине, лечу в потоке, прочь от Каллиопы. Свирель, к моему облегчению, по-прежнему работает. Некоторое время я раздумывал, не полететь ли против течения, обратно к одинокому Ковчегу Исхода. К тому моменту, как я добрался бы до них, их отделяли бы от стычки считаные дни. Но мое присутствие все равно не сыграло бы решающей роли в схватке с хескерами, да и сомневаюсь, что меня бы приняли тепло.

После моего прощального подарка Минле.

Я рад, что она не расспросила меня подробнее о цветах и о планете, на которой они растут. Если бы ей захотелось узнать побольше про Лакертину, она могла бы почувствовать, что я кое-что утаиваю. Например, тот факт, что члены гильдий убийц с Лакертины были мастерами своего искусства, известными на множестве планет Паутины своей ловкостью и хитроумием, и что ни одну гильдию на Лакертине не уважали так, как биомастеров, делающих сон-цветы.

Говорили, что они могут придать им любую форму, любой цвет, вид любых цветов с любой известной планеты. Говорили, что эти цветы могут пройти все проверки, кроме изучения на самом глубоком уровне. Говорили, что если хочешь убить кого-то, подари ему цветы с Лакертины.

Она должна была умереть вскоре после моего отлета. Цветы засекли ее присутствие – они программировались на то, чтобы засекать единственное дыхание в комнате, в основном дыхание спящего, и, когда в комнате становилось тихо, потихоньку оживали, выбирались из вазы и переползали с места на место, медленно, как тень на солнечных часах, со скоростью, незаметной для невооруженного глаза, но достаточной, чтобы добраться до лица человека. Их усики должны были охватить лицо Минлы с нежностью влюбленного. А потом на ее нервную систему обрушились бы парализующие токсины.