я хочу в самые несложные слова, чтобы до него дошла суть. Как бы ни хотелось этого делать, но приходится существенно упростить свой план.

Пока я излагаю свои мысли, мне хочется невоспитанно хихикнуть. Уж больно забавно выглядит этот бедолага. Глаза широко раскрыты в уголках век засохшая грязь, рот потешно раскрыт. В целом Юсуф смотрится так, будто я предлагаю ему съесть живого злобного вампкраба готового в любую секунду оторвать ему голову клешней. Матушка, да я вижу тебя насквозь, дорогой. Всю жадность и боязливость в смеси с махровой глупостью. Иногда он качает головой и говорит, что это противозаконно. Как будто, час назад это не я его поймала с дубинкой в потных руках, которой он пытался надавать бедняжке принцессе по голове. Пока мы беседовали, над нами уже поднялся дрожащий серый день, мимо дыры, в которой мы устроились, текут по своим делам прохожие. Я спокойно излагаю свой великолепный план, а мой собеседник тупит и изображает из себя не пойми что.

— И за свои услуги ты получишь два кредита, — подвожу итог я. В ответ он выражается в том ключе, что это крайне мизерная сумма за решение проблемы столь вселенского масштаба. В иные времена я бы даже не обратила внимания на его замечание и не стала торговаться, но сейчас у меня с собой только десять кредитов лохматого скряги Манджаротти, посох с тремя припасами и светлая голова. Принцесса Беатрикс крайне ограничена в ресурсах. И я отвечаю дорогому Юсуфу, что в качестве компенсации за труды могу накостылять ему совершенно бесплатно. Он колеблется пару мгновений, а потом сообщает, что знает нужного мне человека, но это будет стоить очень дорого. Он замолкает и со значением смотрит на меня, будто на этом моменте я упасть в обморок или проделать что-то в этом роде.

— Например сколько, дорогой Юсуф? — кротко, как подобает настоящей принцессе, говорю я. Положительно этот плакса скоро выведет меня из себя.

— Полноги.

— Моя госпожа, — мягко поправляю я.

— Полноги, моя госпожа, — соглашается он.

Прекрасно! Я немного размышляю, пытаясь понять что такое «полноги» на нормальном языке. А потом сдаюсь и прошу посчитать мне по текущему курсу. Ответ меня совершенно не радует. Полноги — это пятьсот кредитов, а значит в пятьдесят раз больше, чем у меня есть. Весь хитроумный план бедняжки Беатрикс основывается на куске пластика, на котором светится цифра «пятьсот». Надо признать, что сумма действительно неподъемная.

— А скажи мне, дорогой Юсуф, у кого здесь можно быстро найти эти твои «полноги»? — спрашиваю я после недолгих размышлений. — Ведь мы можем их у кого-нибудь взять на время, как считаешь?

Он смотрит на меня так, будто я только что свихнулась. А потом нагло заявляет, что не знает ни одного придурка, который добровольно отдал бы такие деньжищи.

— А не добровольно? — невинно уточняю я.

В ответ он начинает горячо доказывать, что понятия не имеет и на такое не подпишется, даже если я приставлю нож к горлу. У него детишки, слабое здоровье, кто-нибудь обязательно узнает, а он слишком молод, чтобы умереть. Все это Юсуф последовательно излагает глядя мне в глаза, будто кролик в глаза змеи, раздумывающей, не пора ли обедать. А потом замирает совершенно потный и взъерошенный. Естественно, всю эту ерунду я пропускаю мимо ушей в ожидании единственно ценной информации. Со стороны мы кажемся двумя приятелями, мирно беседующими в глухом закоулке в завале из картонных коробок.

— Клянусь, моя госпожа! Клянусь своими детьми!

— Ну, так у кого? — его воображаемые дети меня не трогают.

С отчаяньем прижав руки к груди, он последовательно проклинает свою говенную жизнь, Манапу, в которой дорого существовать, сегодняшний день, нашу встречу, свою глупость и прочие обстоятельства. Под которыми имеет ввиду планы прекрасной принцессы Беатрикс. Я хмыкаю и утешаю его тем, что не делается, все к лучшему. И что будет весело.

— В гробу я видал такое веселье, — гневно квакает Юсуф, я пожимаю плечами. Все можно устроить, дорогой мой. Он смотрит прямо мне в глаза и вздрагивает.

— Ну, так ты знаешь, у кого мы с тобой возьмем на время полноги? — я не даю сбить себя с толку. На кону слишком большая ставка. Даже не так: на кону ставка, перебить которую не может никто, потому что она не имеет цены. И это мое счастье и покой. За счастье великой Беатрикс Первой можно не глядя отдать весь этот мокрый мир с его обитателями и положить еще пару кредитов сверху.

Наконец, поганец мрачно кивает, будто соглашается с собственным смертным приговором. Он знает такое место и может меня отвести туда. Но все это очень опасно и он никогда о таком и не помышлял.

— Ты что, никогда не мародерил, дорогой Юсуф? Шутишь?

— Сегодня первый раз, моя госпожа, — признается он, — вообще-то я работаю на карусели в порту, просто у нас с мамушкой не осталось денег, чтобы заплатить хозяину за жилье.

— Первый раз, Юсуф! У тебя дети. И еще матушка? — саркастически улыбнувшись, я тыкаю его пальцем. — Наверное, старая и больная. Угадала?

Ни секунды не сомневаюсь, что он врет. Его дубинку, несмотря на ее нелепый внешний вид, я внимательно рассмотрела, все ее зарубки и царапины, пара застрявших волос, говорили о том, что она не раз была в ходу.

Мелкий мерзавец пытается утвердительно кивает и сообщает, что мамуля почти ничего не видит, и они еле сводят концу с концами. Ну-да, ну-да, сколько я такого повидала. Как только всяким придурками прилетает у них образовывается миллион проблем, которые не вывезти на своем горбу. Тут и детишки, и дурная наследственность, и родственники на последнем издыхании. И большой запас сволочей вокруг. Я кидаю очередной взгляд на дубинку Юсуфа и весело хихикаю, отчего он тяжело вздыхает.

— Я говорю правду, — говорит он. Его уши пылают, а по лицу течет пот вперемешку с грязью.

— Я тебе верю, дорогой Юсуф. Ты еле сводишь концы с концами. Мы тут с тобой немного пошалим, а потом я откланяюсь, и ты меня больше никогда не увидишь. Веселье, понимаешь?

Веселье он не понимает как предмет. Оно ему почти незнакомо. В этой тяжелой жизни, веселье для него совсем не та категория, с