Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но советники Ельцина также признают, что руководитель, восстанавливающий в России порядок, постоянно рискует вернуться к традиционной политике “железной руки”. “Как и в горбачевскую перестройку, сейчас все, что касается развития демократии, управляется сверху, — говорил член совета при президенте РФ Георгий Сатаров. — Свалиться в диктатуру очень легко. Нет никакого контроля. Монопольная власть обязана сама себя контролировать, и внутренние самоограничения должны налагаться заранее, до возникновения необходимости в контроле и корректировке. Шажки в сторону диктатуры могут быть совсем мелкими, незаметными по отдельности, но они могут привести нас к диктатуре. Это вполне возможно. Но, насколько я знаю нашего президента и его намерения, диктатором он становиться не собирается”.
Изрядное число людей уже призывали Ельцина не стесняться и сделаться автократом. Согласно результатам опроса, опубликованным в “Известиях”, три четверти москвичей приветствовали введенное на короткое время после октябрьских событий чрезвычайное положение и хотели, чтобы оно длилось и дальше. Но даже если бы Ельцин и захотел стать авторитарным правителем (а он этого не хочет), такая задача ему не под силу. Некоторые его советники, правда, приводят в пример Южную Корею и латиноамериканские страны, где будущие демократии отстраивались при авторитарном правлении, однако российские реалии к такому не располагают. Несмотря на то что в октябре 1993-го армия сыграла решающую роль, у нее нет латиноамериканских амбиций брать власть. Генералам интереснее получать высокие зарплаты и другие социальные привилегии, чем рулить в политике. Россия не может похвастаться и характерными для азиатских стран трудовой дисциплиной и эффективностью, не говоря уж о демократической политической культуре, которой отличалось Чили до Пиночета. В России демократию придется строить с собственным народом.
На самом деле перед Ельциным или любым другим лидером, который придет ему на смену, стоит почти невозможная задача: вводить демократические институты и правила в условиях социальной и экономической анархии. Пусть Александр Руцкой и Руслан Хасбулатов сидят в тюрьме за свою неудавшуюся попытку взять власть в октябре 1993-го, но вряд ли их выступление и призыв к агрессии были последними в российской истории. Даже те, кто соглашается или мирится с идеей Ельцина о преемственности власти, понимают, что озлобленность и разочарование народа растут. Тягостные советские реалии — равенство в нищете, использование репрессивного аппарата — остались в неприкосновенности, и в российском обществе произошла резкая поляризация. В 1991 году задушевнейшей мечтой реформаторов было нарождение в стране в результате экономических преобразований мощного среднего класса и деловой элиты, которые станут затем опорой для следующих изменений. Но никаких признаков этого нет. Вместо этого российские граждане с возмущением и завистью смотрят на то, как в общей сумятице, при очевидной криминализации общества стремительно обогащается горстка людей. Российский капитализм породил гораздо больше Альфонсов Капоне, чем Генри Фордов. И реформирование не предполагает обратных ходов.
Нет ни одной области, ни одной институции, свободных от оголтелой коррупции. В России выросли мафиози мирового класса. По словам председателя итальянского парламентского комитета по расследованию преступлений мафии Лучано Виоланте, Россия стала “своего рода стратегическим центром организованной преступности, там составляются планы всех серьезных операций”. По его данным, руководители российских ОПГ встречались с тремя главными преступными сообществами Италии — сицилийцами, калабрийцами и неаполитанцами — для обсуждения рабочих вопросов: отмывания денег, торговли наркотиками и даже продажи ядерного топлива. Виоланте добавляет, что Россия играет роль “склада и клирингового центра для наркорынка”.
Новые русские мафиози, занимающиеся всем — от продажи оружия до банковского дела, — научились работать с бывшими высшими чинами КПСС и КГБ так же, как с зарубежными мафиозными коллегами. Без сомнения, ельцинские министерства, особенно связанные с внешней торговлей, таможенными пошлинами, налогами и правопорядком, насквозь коррумпированы. По словам Юрия Болдырева, до недавнего времени Главного государственного инспектора РФ, коррупция в государственных и общественных институтах “находится за пределами фантазии”. Десятистраничный отчет министерств внутренних дел и безопасности лег на стол Ельцину в 1993 году: в нем описывалось, как командование армейских частей, стоявших в Восточной Германии, в течение многих лет присваивало огромные государственные средства. Офицеры открывали собственные компании, закупали через них еду и спиртное, перевозили через границу под видом армейского продовольствия и продавали частным образом в Польше и России. Они заработали на этом около 100 миллионов немецких марок, то есть порядка 58 миллионов долларов. Другой пример: командир дивизии дальней авиации генерал-майор Владимир Родионов и его заместитель полковник Георгий Искров были отданы под трибунал за то, что использовали военные самолеты для коммерческих перелетов и присваивали выручку.
Ельцин не закрывал глаза на это. Сотрудник “Радио Свобода” Виктор Ясманн цитировал слова Ельцина, обращенные к руководителям центральных и региональных правоохранительных структур: две трети всех коммерческих и финансовых предприятий в России и 40 процентов частных предпринимателей в той или иной степени участвуют в коррупционной деятельности. В 1992 году, по словам Ельцина, из бюджета Министерства внешних экономических связей просто-напросто “исчезло” два миллиарда долларов. В связях с мафией подозреваются и те, кто с ней должен бороться. Один из руководителей МВД был в 1993 году арестован за взятку в один миллион рублей. Во время обыска у него дома нашли еще 805 000 рублей наличными.
Иностранцы, которые пытаются вести в России бизнес, оказываются особенно уязвимы. Мой друг рассказал мне о некоем западном бизнесмене, который попал в Москве в пробку и, медленно двигаясь вперед, слегка задел бампер машины впереди него. Из машины выскочил человек, одетый в кожу и увешанный золотыми украшениями, подбежал к машине иностранца, сунул ему в окошко револьвер и сказал: “Покупаешь мою машину прямо сейчас или получишь пулю!” Иностранец не первый день жил в Москве и понимал, что бандит не шутит. Он приехал домой, собрал все деньги, которые у него были, и купил машину. На следующей неделе тот же невезучий человек ехал ночным поездом в Санкт-Петербург. Ему кто-то подмешал снотворное: когда наутро он очнулся, все ценные вещи у него пропали. Такие преступления на Западе никого не потрясают, но для России это неприятное новшество.
От правоохранительных органов осталось одно название. Бандиты на всех уровнях лучше организованы и вооружены, чем милиция. Офицеры и солдаты, которым отчаянно нужны деньги, с удовольствием продают винтовки, переносные ракетные системы и гранаты тому, кто больше предложит. На юге России случалось, что при серьезных мафиозных разборках в качестве аргумента подгоняли танк. В эпоху всеобщего обнищания — это касается и полиции, и тюремщиков, и судей — вероятность привлечь преступников к ответственности минимальна. Начальник службы ГУВД Москвы по борьбе с организованной преступностью Владимир Рушайло сказал: “Даже если нам удается посадить влиятельного члена мафии, его люди немедленно начинают запугивать жертв, свидетелей, судей, экспертов. Они делают это не скрываясь. Очевидно, что преступники изобретальнее правоохранителей”.